Пуля в глазу
Шрифт:
— Иначе мне придется дать тебе новую футболку.
— Прости…
— Не извиняйся!
Робот поднялся и мы с ним направились в ванную. Охладив его корпус он стал вялым, будто работал на режиме энергосбережения. Я даже не знал, нужна ли ему подзарядка. И он тоже этого не знал. Он решил, что лучше будет отключить его на ночь. Чтобы он не пугал меня видом пустой болванки по среди комнаты, я уложил его на кровать. Выключив я долго смотрел на мальчика, думая, что я мог бы для него сделать. Маленький робот стал совсем беззащитным в таком положении. Он и правда выглядит всего лишь спящим, но становится страшно. Что, если я не смогу его разбудить? Сколько ему осталось?
— Я помогу тебе. Примус, я обязательно тебе помогу.
6
Это был единственный день, когда я проспал лишь до полудня. Магазин был закрыт, а значит мой выходной слегка продлен. Проснувшись я долго не мог понять, что случилось. Даже немного запаниковал, посмотрев на часы. Но разбудил меня звонок с неизвестного номера. Пусть отвечать было немного неловко, да и обычно я так не делаю, всё же рекламы и ошибочные звонки происходят чаще, чем что-то действительно важное. Да и простыми звонками сейчас почти никто не пользуется. Трисс иногда любила звонить мне, чтобы поболтать, но это никогда не было чем-то долгим… Но сейчас я уже не уверен, что будет правильно пропустить любой звонок.
Ответил я не сразу, из трубки поспешно донеслось сообщение:
— Алло? Я туда попал? Это Гайбель двадцать пять? Мне нужна семьдесят девятая квартира, записана на имя… Даррела Кайпо?
— Это мой арендодатель…
— А-а, значит всё верно. В общем, нам тут поступила ваша, так, — с той стороны трубки слышалось клацанье мыши, — кажется, работодательница? Приезжайте к нам, для протокола. Адрес мы вам вышлем.
На этом разговор закончился. Звонок, верно, из больницы. Почти сразу же мне пришло сообщение с адресом. Незнакомое название, пришлось лезть в карты. Это место оказалось в разы ближе к центру, чем я думал. Наверное стоит продолжить маршрут, пройдусь пешком. Или лучше было бы даже взять такси.
Что мне теперь делать? Я совсем не так представлял этот день. Уж точно не в такси, разъезжающим по центру, отмахиваясь от всевозможных рекламных вывесок и громких студентов. Да и откуда мне теперь брать деньги на такси? У меня даже работы теперь нет. Пытаясь свыкнуться с мыслью о поездке в больницу, о встрече с врачами и Трисс я уставился на кровать, на которой лежал с отключенным сознанием Примус. Я обещал включить его, но я не знаю, сколько меня не будет дома и что с ним может случиться. Ему тоже не понравится, что я ухожу и уж точно не понравится, что оставляю его одного. Но он обидится, если оставить его просто так, даже не сказав, куда я ухожу.
Я поднял корпус мальчика, разглядывая его лицо. Даже не смотря на то, что ни единый его сенсор или резиновый мускул не дернулся, я знал, что там, внутри, он до сих пор живой. И он до сих пор здесь. Просто очень глубоко спал.
После включения еще пятнадцать минут Примусу нужно было перезаряжаться. Этого как раз хватило мне, чтобы повторить свой обычный день, умыться и позавтракать, возможно стоило всё же дождаться пробуждения друга, все же готовил я, конечно, не так хорошо. Вернулся в комнату я ровно к тому, как он открыл свой единственный здоровый глаз. Он озирался, пытаясь что-то найти. Мы слегка побеседовали, я рассказал ему свой план на день. Примус был не против. Он уже не выглядел таким возбужденным, как вчера. Возможно смирился, а может просто успокоился. Во всяком случае, мне уже не было страшно оставлять его одного.
Нужно было выдвигаться
* * *
В кабинете доктора
Дверь открылась медленно, но очень громко скрипя. Врач прошел к столу, остановился, наверное, что-то рассматривал. Он посмотрел на экран рабочего компьютера, что-то перечитывая.
— Так, а вы?..
— Мне утром звонили. Ну, отсюда звонили. Я к Трисс.
— А фамилия? — он уставился на меня. — Фамилия вашей Трисс.
— Я не знаю…
Он очень громко вздохнул, снова отвлекшись на компьютер.
— Повезло вам. Трисс у нас только одна, вчера ночью поступила. Всё верно?
Мой невнятный ответ был для него достаточным. Он уселся в кресло, поглядывая то в экран, то на меня. Я мог видеть отражение белого экрана в его толстых очках, хоть надпись в отражении и делалась совсем нечитабельной. Кажется, это было что-то вроде заметок о болезни, возможно медкнижка или что-то ещё, что было мне, в общем-то, не так интересно. Хотя очень тянуло заглянуть по ту сторону монитора.
— Мистер… — начал я, только сейчас поспешно осознав, что до сих пор не знаю его фамилию.
— Шеффлер.
— Мистер Шеффлер, зачем вы позвали меня?
— Понимаете, кхм… — он долго смотрел на меня, без видимой причины. — Не могли бы вы представиться повторно?
— Дал.
— Это какое-то сокращение? — он произнес это почти с ненавистью, может даже с отвращением.
— Да, простите. Даллас.
— Ну что же, Даллас, понимаете, когда к нам поступают пациенты мы всегда должны оповестить их родственников, семью, ближайшее окружение, опекунов, если люди слишком старые или если это дети… — он почесал свою отвратительную щетину, она выглядела как грязь, а не как волосы. — Но ваша Трисс — случай слегка особенный. Понимаете, в её контактах не было найдено никого, кроме вас. Так же вы и сами были рядом с ней во время, кхм, вчерашней ночи. Так что было решено допустить небольшую вольность…
— Подождите, — я всё же смог взять слово, — но разве у неё нет мужа? Она всегда мне говорила про него.
— Боюсь, он слишком далеко отсюда…
— Но вы должны были позвонить ему и не важно, где он сейчас! Может, конечно, они были не так близки, но он бы хотел знать, если с его женой что-то случилось!
Доктор Шеффлер откинулся в кресле, смотря мне прямо в глаза. Он снял очки, покусывая душку, собираясь вот-вот что-то сказать.
— Скажите, Даллас, как много вы знаете о войне?
О войне?
С этим словом вспоминались лишь разбросанные по песку книги. Сорок три штуки моих личных книг. Пока залпами палили пушки, я не мог разглядеть в песке ни одной, что знал, ни одной, что читал. Они стали для меня все один большим пятном из цвета, большим пятном из бежевой бумаги и холодного белого песка. Сверху на них упал брезент, что раньше был успокаивающе оранжевый. Но сейчас он стал отвратительно коричневым. В куче песка и книг валялся календарь, на нем красным ползунком была отмечена дата. Седьмое апреля пятьдесят четвертого года.