Пушкин целился в царя. Царь, поэт и Натали

Петраков Николай Яковлевич

Николай Петраков. Понимаете, Пушкин – не просто выдающаяся личность в истории отечественной культуры, не просто гениальный человек, далеко опередивший свое время. Пушкин – это действительно «наше все». Язык, на котором мы с вами говорим, на котором общество говорит с государством, народ – с властью, а власть – с народом, – это язык Пушкина. Русский язык до Пушкина был совершенно другим – не таким, каким он стал благодаря Пушкину. Я не знаю даже, хорошо это или плохо, но это факт.

Разумеется, осознание этого факта возникало далеко не сразу, постепенно, и вначале – в самых развитых слоях российского общества. Переломная речь Федора Михайловича Достоевского 1880 года стала лишь манифестацией такого осознания

вовне – и потому была встречена со всеобщим восторгом.

«ДЛ». Кажется, Герцен очень глубоко заметил, что «на реформы Петра Россия ответила через сто лет – явлением Пушкина». На самом деле, ведь любой язык – это не просто набор слов, это «действующая модель мира», если угодно – народный микрокосм, для русского народа созданный или открытый Пушкиным. И Александр Сергеевич, по сути, первым сумел преодолеть возникший в XVIII веке разрыв между европеизированной, дехристианизированной знатью Российской империи и русским народом, воссоздав – на качественно новом уровне – целостность русской картины мира, русского мировосприятия и миропонимания. В некотором приближении его творчество можно даже признать близким к творчеству религиозному: настолько органична и по-прежнему жива созданная им система ценностей. Вспомним хотя бы, как в 20-е годы прошлого века Пушкина «сбрасывали с парохода современности» – значит, он на этом самом «пароходе современности» плыл и тогда?! Времена пароходов давно ушли в прошлое, но никто ведь не скажет, что сегодня, мол, Пушкин – это «вчерашний день». А тем, кто так считает, по убежденности и недомыслию, можно только посочувствовать.

Н.П. Я – не литературовед, я просто люблю Пушкина. И считаю, что отношение к Пушкину – это своего рода лакмусовая бумажка, по которой можно распознать отношение любого человека к России. Любишь Пушкина – значит, «свой», не любишь – «чужой». Ни на одного другого русского писателя, даже самого великого: Лермонтова, Гоголя, Толстого, Достоевского, Шолохова, – данная закономерность не распространяется. Но уже при жизни поэта эту истину если не понимали, то инстинктивно чувствовали все российские власти. И, соответственно, будучи не в состоянии изменить собственную природу, всеми силами пытались казаться русскому народу «своими» самым простым и доступным путем – подогнать Пушкина «под себя» Творчество Александра Сергеевича, слава богу, фальсифицировать практически невозможно, зато можно его трактовать в том или ином духе – особенно с привлечением определенных «биографических данных». Так мы за последние полтора века уже смогли познакомиться с версиями Пушкина-консерватора и Пушкина-революционера, Пушкина-патриота и Пушкина-интернационалиста, Пушкина-монархиста и Пушкина-демократа, Пушкина-атеиста и Пушкина-православного христианина.

При этом совершенно очевидно, что ни одна из них не исчерпывает пушкинский феномен, а значит – разгадка, раскрытие этого феномена во всей его полноте только предстоят. С другой стороны, это же значит, что и при жизни своей Александр Сергеевич играл куда более важную роль, чем может нам показаться сегодня. Вся его биография, в отличие от биографии очень многих писателей, теснейшим образом связана не только с его собственным творчеством, но и с узловыми моментами отечественной истории того времени.

И я считаю, что существует тайна гибели Пушкина, которая до сих пор окутана какими-то странными недомолвками, хотя прошло уже почти полтора века с момента дуэли на Черной речке. Наши пушкинисты, с которыми я столкнулся, почему-то молчаливо принимают за истину, что этот несомненно великий человек к концу своей жизни катастрофически поглупел. Ему «вешает лапшу на уши» Наталья Николаевна, он выходит из себя по поводу ухаживаний за ней со стороны каких-то мелких офицеров, ведет себя неадекватно и, в конце концов, стреляется со своим родственником… То есть «умнейший человек России», по словам императора Николая I, человек, создавший «энциклопедию русской жизни», по словам В.Г.Белинского,

человек, который прекрасно знал историю, двор, свою среду, разбирался в тончайших нюансах отношений между мужчинами и женщинами, – этот человек вдруг оказался в плену каких-то мелких интриг, приведших к его гибели. А ведь русская мудрость гласит: не смотри, как человек живет – смотри, как умирает. И получается, вроде бы само собой, что Пушкин оказался глуповат по отношению к бенкендорфам, нессельроде, геккеренам, дантесам…

Мне кажется, ключом к этой тайне является та скрытая борьба за личную честь и достоинство, которую последние годы жизни вел Пушкин и правду о которой не знали (а то, что знали, пытались всячески утаить) даже самые близкие друзья поэта, не говоря уже о кровно заинтересованной в этом царской семье и высших чиновниках николаевской империи.

«ДЛ». Ваша трактовка, Николай Яковлевич, оказывается весьма близка к знаменитой лермонтовской: «Погиб поэт, невольник чести, / Пал, оклеветанный молвой…»

Н.П. Знаете, к теме Лермонтова мы неизбежно вернемся чуть позже и в несколько другой связи. Здесь же отмечу, что бабушка Лермонтова, Елизавета Алексеевна Арсеньева, по свидетельству друзей Михаила Юрьевича, сказала по этому поводу загадочную фразу: «Пушкин сам виноват: не в свои сани не садись!» А она ведь знала все слухи, все сплетни, владела огромной информацией о жизни императорского двора. Что стоит за ее словами? Что стоит за стихами ее знаменитого внука? Почему царские власти поспешили загнать его в гроб двадцативосьмилетним, буквально через четыре года после смерти Пушкина? Молчание…

Не так давно я дал реплику в «Литературной газете», поводом для которой стал выход в издательстве «Захаров» трудов Павла Елисеевича Щеголева – с личным предисловием самого издателя. И там написано, что, вот, эти труды наконец-то даны в первозданном виде, но из них исключаются работы, которые навязала Щеголеву марксистско-ленинская власть. В чем там дело? Дело в том, что у Щеголева действительно были некоторые прозрения, когда он писал, что пресловутый «диплом общества рогоносцев» имеет своим адресатом не Пушкина, а царя. На самом деле не важно, кто именно написал этот диплом, хотя лично я считаю автором самого Пушкина, но, как его ни читай: хоть слева направо, хоть сверху вниз, хоть по диагонали, – никаких офицеров-кавалергардов там нет, зато бесспорно присутствуют два брата-императора и присутствует сам «историограф» Пушкин. То есть автор диплома имел в виду именно Пушкина как рогоносца со стороны Николая Павловича Романова.

«ДЛ». Здесь, на мой взгляд, присутствует еще один немаловажный момент: отсыл Николая I – от имени некоего «общества рогоносцев» – к его старшему брату, Александру Павловичу, известному не только своими амурными похождениями и долгим покровительством тайным обществам масонского толка, но и внезапной, вызвавшей множество слухов, смертью в Таганроге, а также – по прямой ассоциации – к так называемому восстанию декабристов. Зачем столь сложный «заход»? Что мог иметь в виду Пушкин? Не намекал ли он на какие-то известные далеко не всем отношения внутри царской семьи? Ведь прекращение царствования Александра I, можно сказать, продлило власть династии Романовых на добрую сотню лет…

Н.П. Не знаю, не занимался и не интересовался подобными вопросами. Но тот же Щеголев пишет, что тем самым автор диплома преодолел тогдашнюю цензуру. Господин Захаров говорит, что ничего подобного, что Щеголеву эту версию навязали власти. Но что значит «навязали»? Во-первых, сам Щеголев отсидел в Петропавловке за «политику» несколько лет, и, хотя впоследствии несколько отошел от революционных идеалов, монархистом уж никак не стал. Во-вторых, в 1927 году, когда он это писал, никто никому еще рук не выкручивал – все-таки государственная дисциплина в отечественной пушкинистике была установлена приблизительно на девять-десять лет позже.