Пушкин и пустота. Рождение культуры из духа реальности
Шрифт:
МЫСЛИ НА ЛЕСТНИЦЕ
ЕСЛИ БЫ COCA-COLA БЫЛА НЯНЕЙ ПУШКИНА. ПРОСТИ, АРИНА…
О Пушкине привычно говорить – он наша печка, он наше все. Отвлеченные теории, хрестоматийные лозунги подверстываются под почти живую действительность почти живого классического наследия. При этом сама наша действительность – современная хаотичная – игнорируется, но торжествует академическая рассудочность теории и торжественная праздность юбилейных восторгов. Теория и юбилейность с необыкновенной легкостью применяются к Пушкину, к поэту, автору слов нашего любовного чувства – реальности каждого из нас и нашей культуры.
Кризис классики – это не сезонное недомогание, против которого можно бороться домашними средствами, это культурный коллапс идеологии. Пушкин, становясь просветительским, морализаторским, культурно-витаминозным проектом, попадая в особый тип информационного и коммерческого пространства современности, проигрывает консьюмеристским и медийным брендам. Видимо, сегодня нужно смотреть не только на вершины великой культуры. Пора разобраться, что под ногами и вокруг.
Пушкина у нас украли давно и заменили памятником.
Пушкин напоминает циклопическое сооружение, которое в дни круглых дат покрывается юбилейной позолотой, подновляются отпавшие куски, а потом в будни у опекушинского идолища народ ворует цепи, сдает их на металлолом, мэр выписывает деньги, новые цепи занимают свое место. Сплошной официоз, криминал, бытовуха.
При сложившемся отношении к классике, неровен час и очень скоро у бронзового памятника Пушкина обнаружится диарея, бессонница и простатит.
Сомнений
Все равно, нам есть чем гордиться. Как мы гордимся! А что остается делать… Чем еще гордиться?! В фильме «Реальная любовь» премьер-министр Англии произносит программную речь, в которой перечисляет предметы гордости своей страны: Шекспир, Битлз. Правая нога Бэкхема. Левая нога Бэкхема. Признаться, не густо. Хотя, добавим от себя. Англии есть еще чем гордиться – супербрендами, которые в ХХ веке выглядят похлеще Шекспира – агент 007 и Гарри-тот-самый-Поттер.
У нас будет похуже. Пушкин – да. А о безногих российских футболистах говорить не приходится. Социально и культурно востребованных массовым потребителем литературных героев тоже нет. Ах. Ах. И ах.
И все же… Имперский Пушкин сегодня неактуален. Он был хорош в мире патриархальных ценностей, рядом с советским балетом и цирком, в ситуации явно осознаваемой зависимости человека от семьи, школы, государства.
В наше время Пушкин стал чем-то сверкающим, возвышенным и декоративным. Школьный Пушкин – наследственный грех отечественной ментальности, грех с почтенной родословной, идущий от Белинского. Школа, рассуждая о Пушкине, цитирует прежде всего критика, а не поэта.
Бог с ней, со школой. Несчастная она, недомогающая. Какой с нее спрос: велено делать так, а не иначе – будем делать, как велено. Сегодня в силу государственной близорукости и общественного пофигизма именно школа стала олицетворением нашей общей без-будущности.
Так называемая, культурная общественность? О, эта публика наиболее подвержена обидам непонимания, фантомным болям, обвинениям всех и вся, кроме себя, в безнравственности.
Беда в том, что нам непонятно словосочетание «общественная солидарность», нам неясна мысль, что все мы вместе – это уже хоть какое-то реальное согласие. Мы не умеем договариваться. Мы не хотим слышать друг друга. На каждую проблему у нас найдется сотня более важных. Вот, к примеру, придет человек и скажет: «У меня есть мечта…», а потом ее озвучит – красивую и свежую. Что мы ему хором ответим? А вот что: «Да пошел ты, со своей мечтой, у нас самих этих мечтов хоть задницей ешь, нам бы сначала жилищно-коммунальные проблемы решить, шубку жене на зиму справить, в Турцию съездить».
Зря мы так. Вот в 1950-е годы Мартин Лютер Кинг громко сказал: «У меня есть мечта…» И что? А вот что: через четверть века негров стали называть так, как они этого захотели: афроамериканцами. Захотели бы иначе – назвали бы иначе: мечтами, турциями, шубками. И все это случилось из-за того, что у парня была мечта и все остальные согласились: «Да, согласились, классная какая мечта у парня».
Возвратимся к себе. Очень легко утопить хорошую идею в скептических репликах экспертов, аналитиков и профессионалов. А кто, кстати, в предлагаемом нами проекте может претендовать на звание экспертов, аналитиков и профессионалов? Филологи? Чиновники? Учителя? Члены президентского совета по культуре? Экономисты? Политологи? Скрипачи-виртуозы? Хоровики-песенники? Продюсеры? Академики от культуры? Поп-певцы?
Великий филолог Роман Якобсон, говорят, не желал, чтобы великий писатель Владимир Набоков преподавал в Гарвардском университете, и, в ответ на слова о том, что Набоков – большой писатель, говорил, что слон тоже большое животное, но слона никто кафедру зоологии возглавлять не зовет.
Да пусть кто угодно – хоть Набоков, хоть слон, главное, чтобы они воспринимали идею адекватно, как проект настоящего и будущего.
Так или иначе, нужно понимать, любые инновации и уникальные предложения – преходящи. Все быстро заимствуется, новости мгновенно устаревают, нужно всегда искать новые подходы. Главное, нужны идеи. Новые идеи.
Специалисты хороши на своем специальном месте. Когда они сталкиваются с пограничными областями своих профессиональных дисциплин, способны ли они без карикатуры и ненависти формулировать рациональные аргументы, привлекать необходимые контрдоводы или доказательства, предлагать философский анализ проблемы, классифицировать, приходить к оптимальным решениям, минуя или стирая противоречивые нюансы?
Или всегда готовы лишь к ярлыкам и инвективам?…
Хорошая идея плюс здравый смысл плюс патриотизм плюс желание работать на общественное согласие – пусть под эгидой этого объединяются разные люди и приносят свои лучшие профессиональные качества.
Нет необходимости впадать в депрессию от падения нравов, следует занять мужественно оптимистическую позицию и попытаться предложить горсточку провокационных мыслей.
У следующих идей, как и многих прозвучавших, не хватает эдакого инерционного обаяния, но все равно озвучим их.
Сегодня нам всем нужно понять универсальное и повсеместное торжество рыночного: если товар не берут, значит цену пора снижать. Нужно осознать, что с нами происходящее – не кризис, а перестройка уклада в наших головах, офисах, классике. Государство инвестирует в Пушкина очень немалые средства, с 1937 года видя в нем универсальную культурную валюту. Мессианский проект сделать Пушкина всеобщим достоянием провалился.
Культурные прибыли от классики, если они и были, а они реально были – и немалые – уже не вернутся. Нужно подумать о дисконтных картах для одних потребителей, других, возможно, вычеркнуть из списка клиентов, третьим продать маечку с изображением Пушкина по цене шубки.
Пушкин сегодня находится в двух сферах – социальной агорафобии, то есть когда человек ориентируется на свои собственные ценности, и в сфере социальной клаустрофобии, когда масштаб классики как бренда оказывается слишком ничтожным на фоне мегаломании мировых брендов-монстров.
Возможен упрек, очевиден упрек: «Как можно так обращаться с нашим всем!» Согласны, принимаем упрек. Действительно, от этих идей пахнет шампунем для йоркширов. Но этот запах поприятнее будет, чем запах коммуны бомжей, обосновавшейся недалеко от памятника Пушкину.
Вот если бы няней русской классики была Coca-Cola, а отцом – кто-нибудь из «битлов», дела с вопросом, как нам культурно обустроить Россию, пошли бы значительно лучше.
Если бы Coca-Cola была няней Пушкина, а отцом – кто-нибудь из «битлов», самой популярной песенкой в мире была бы «Пушкин – всегда!» и первым бы ее спел Джон Леннон. На русском языке.
И все же, какая это гадкая идея – превратить Пушкина в бизнес-бренд.
Какая отвратительная идея! Такая же, как если бы на роль отца Пушкина назначить квас «Никола», а на роль матери – кого-нибудь из «Мобильных блондинок».
И все же, какая это гадкая идея…
Рождение трагедии из духа музыки и Капитала
Что, если именно безумие, употребляя слово Платона, принесло Элладе наибольшие благословения?
Ф. Ницше, Рождение трагедии из духа музыки
Деньги как деньги и деньги как капитал сначала отличаются друг от друга лишь неодинаковой формой обращения.
К. Маркс, Капитал
Теперь нам становится необходимым смело и с разбега броситься в метафизику искусства.
Ф. Ницше, Рождение трагедии из духа музыки
Если мы теперь сравним авансированный капитал, с одной стороны, и товарную стоимость – с другой, то мы получим…
К. Маркс, Капитал
Шанс на выживание
РЕЧЬ ДЛЯ ЛИФТА
ОТПРАЗДНУЕМ ПРАЗДНИК ВЕЧНЫХ ВЕЧНОСТЕЙ?!
Праздник культуры или очередной юбилей для наших чиновников – это повод пустить очередную информационную волну, обновить
Отшумят праздники – и наши «вечные ценности» на поверку оказываются самоварным золотом и вновь отправляются на склады пыльного антиквариата.
Чудесная отечественная культура лежит в коме под аппаратом искусственного дыхания.
Проблема в том, что классическая культура больше не работает: современность стала настолько большой и противоречивой, что Пушкин уже не может тянуть человека за собой. Несмотря на многочисленные попытки школы, вуза, книгоиздателей отдалить неизбежное, исход почти предрешен: дисбаланс между потребностью общества в культуре и классикой не будет снижен, что неминуемо приведет к окончательному снижению спроса на культуру.
Проблемы пришли в страну не со стороны Запада. Как сладко ругать этот самый Запад, обзывать его растлителем нашей молодежи. Эти проблемы являются своими, родными, они рождены внутри страны. Достаточно только понять, что не с кем воевать, отстаивая нашу культуру, кроме нас самих, и тогда не помешает решиться на кое-какие серьезные шаги.
А пока… пока мы научились торговать лицензионными авто, собранными на наших заводах, холодильниками, телевизорами и прочими объектами коллективного желания. Очень скоро китайцы продадут нам завод по сборке русской классики.
Сейчас прозвучат самые наивные слова: в финансовом секторе, социальном или сфере управления культурой давно назрела «дебюрократизация». Она предполагает ревизию и отмену всех устаревших норм, регламентирующих операционную деятельность названных институтов. Вместо них следует ввести современные методы управления операционными рисками. Это позволит снизить регулятивное бремя, избавит те или иные проекты от бессмысленных затрат.
Нам часто снится волшебный сон, как мы, мужественные и мускулистые, тычем нетщедушным пальцем в грудастую грудь совокупного чиновника и орем: «Ты убил мою любовь, ты, ты убил мою религию, ты, ты убил мою культуру, ты – лживый, жирный, самодовольный сукин сын».
Так вот, пока не нужно срочно спасать, призвав на помощь мудрых чиновников, для начала следует оценить ущерб, описать имущество и закрыть лавочку под гордым названием «Классика навсегда» с наименьшими потерями.
Обидно, что оценивать ущерб будут те же самые чиновники, что обычно отвечают за проведение праздников отечественной культуры.
Любое управление – экономикой ли или культурой – доводит опекаемое часто до полного абсурда, разрушаются рациональные отношения между идеями и людьми, меняются правила игры, истребляются стимулы, которые позволили бы наладить самовоспроизводящую систему. Поэтому любые чаемые результаты оказываются недостижимыми.
Нельзя доверять чиновникам, их традиционное занятие – искать виноватых. Сначала они делают гомерические наценки на что-нибудь, а потом принимаются дружно кричать о неурожайном годе. Проблема наших чиновников, точнее, общероссийская проблема всех нас заключается в том, что они регулируют объективные экономические, социальные, культурные процессы и реалии субъективными методами.
Чиновников можно не любить. Их можно ненавидеть. Но списывать на них наши просчеты совсем туповато. Отнесемся к ним сдержанно.
Не отвлекаться! Читать внимательно! А то семь лет хорошего секса не будет.
И Пушкина тоже не будет.
«Поновление» Пушкина
А вот совсем не отвратительная идея превратить Пушкина в бизнес-бренд!
Вперед, в Третьяковку. Вот она, «Троица» Андрея Рублева, кстати, живописи XIV века на ней по разным оценкам специалистом осталось от 7 до 15 %. Все остальное – поновления, производившиеся на протяжении веков. Несмотря на это, произведение почитается в качестве абсолютной ценности, как музейной, так и сакральной.
Спрашивается, а почему Пушкина нельзя «поновить»?
Следует обратиться к своему российскому опыту, довольно эстетски морщить носик, следует фиксировать бренд в сувенирах-меморабилиях, работать с символикой, с метафорическими мифологемами, создавать эмблемы, передать настроение ушедшей эпохи, климат нашей современности.
Человек сегодняшнего дня к подобным формам представления готов, он воспитан на смеси попсы и концептуалистской методологии, он сможет оценить игру с символами. Профиль Пушкина на тарелочке это смешно, потому что это знак почти абсурда. Но это и тепло, потому что когда тарелочка с профилем приходит в декорации нашего мещанского быта, она согревает этот быт и сама согревается.
Пушкин уже давно превратился в иероглиф, знание которого, владение которым доступно нескольким сотням жрецов-специалистов, а всем прочим доверено зачитывать твердые цитаты из каталога выставки, представляющей этот самый иероглиф.
Какой-то Джек Келли (наверное, чем-то он известен) злорадно отметил: «Спортсмен-любитель в наши дни тот, кто принимает только наличные, но не чек». Довольно Пушкину ходить в любителях. Пора вывести его в профессиональные бренды.
Сегодняшний Пушкин запрятан в тайники катакомб, уподоблен святыне – живет в процедуре поклонения, а не общения запросто. Получается, как по Аврелию Августину, который писал, что христианское познание мира устроено в архитектурном смысле как дом, дверь в котором размером с игольное ушко, зато потолки – высотой в бесконечность. Дом, где прописан Пушкин, сегодня вообще не имеет двери, хотя потолки там – ой-ёй-ёй.
Пушкин – великолепный учебник по брендингу, в его творчестве представлены основные супербренды русской ментальности – Нева, Петр, русская душа, потом Достоевский, а через него – Фрейд и Ницше – эти братья-акробаты, творчество которых Голливуд (самый сильный бренд XX – XXI веков) эксплуатирует уже полстолетия, а дна все не видно.
Прислушаемся к ироничной реплике певца Тома Джонса: «Я никогда не говорил: „Да вы знаете, кто я такой?“, – просто рядом со мной всегда был человек, который говорил: „Да вы знаете, кто это такой?!“»
Сказано здорово и, главное, поучительно. Мы привыкли к тому, что Пушкин – такой вечный и мускулистый, должен сам пробивать дорогу в жизни, пиарить себя, добывать корм. В этих занятиях, признаться, мы нашему кумиру не лучшие помощники. Так станем же ими!
Запретить Пушкина!
Вообще, если честно, лучшей рекламой Пушкина был бы полный запрет его творческого наследия и приравнивание его стихотворений к наркотикам. Мы же знаем свою российскую психологию: как только власти начинают с чем-нибудь бороться, то сразу же легитимизируют право на существование того, с чем борются. Занятно было бы наблюдать, как полиция устраивает обыск на предмет изъятия 15 страницы «Евгения Онегина» – сирены, люди в масках, дерзкая преступница в кандалах выкрикивает в телекамеры: «Я другому отдана!» Новости: «Сегодня в выпуске. Хельсинкская группа протестует в мировых СМИ против дискриминации Пушкина… Премьер-министр Великобритании на экстренном заседании кабинета заявил: „Если Россия прекратит экспорт интеллектуальной и духовной продукции, Запад ждет гибель!“… Президент США отказывается встречаться с лидером Уганды, выдвигая условия компромисса: „Пушкин на угандийском!“… Всплеск митингов библиофилов во Франции, книголюбы Германии призвали объявить бойкот потреблению пива, Коэльо и баварской горчицы… Заморозки на почве… Мимо идет коза… Подпольные типографии без перерыва на ланч печатают доллары с изображением А. С. Пушкина». И тэдэ.
Для продвижения отечественных супербрендов можно задействовать самые популярные современные жанры от фэнтези до фильма-катастрофы. Пушкин может стать трансмедийным трансформером, из которого с равной степенью убедительности и занимательности получится фантастика, детектив, любовный роман. Трансмедиа – это способность одной и той же истории распадаться на десятки сюжетов и жанров, рассказанных средствами множества медийных форматов. Трансмедийный Пушкин – это не просто пересказ одной истории в разных форматах (комиксы, календари, кино, сиквелы и т. д.), а превращение каждого формата в самостоятельный тренд, настойчиво и с необходимой степени доступности рекламирующий классику.
Реклама бренда Пушкин должна заниматься просвещением людей, формировать у народа привязанность к вещам, главное – к достойным. Люди сами хотят, чтобы кто-то воздействовал на их сознание и помогал делать выбор.
Иным словами, навсегда актуальна народная мудрость: «Назови свой бренд – и я скажу, кто твой френд».
Удачных примеров множество, хотя и помеченных знаком сомнительности. Картинка с сигарет Marlboro закрепляет в сознании дураков-потребителей образ мужественности, Coca-Cola вызывает в неокрепшем мозгу покупателя со здоровым желудком ассоциацию с молодостью и здоровьем.