Пушкин в Москве
Шрифт:
Завершая туалет, не без помощи слуги, Лёвушка уже знал о происходящем ровно
столько, сколько было нужно, дабы не заблудиться в охваченной волнениями северной
столице.
Основательно подкрепившись и прихватив с собой в дорогу фляжку с разбавленным
ромом, Лёвушка, плотно завернувшись в полость, летел через выстуженные проспекты к
Сенатской площади, нещадно браня кучера на каждом ухабе. По мере того, как они
приближались к площади,
кучки народа, — всё больше простолюдинов и мещан. Затем они нагнали отряды солдат, продвигавшихся спешным шагом к площади. Кучер хлестнул измученную лошадёнку, и
сани вынесло вдруг на самую середину площади, наполовину заполненную восставшими
полками. Несколько человек стояли чуть поодаль — офицеры и люди в партикулярном
платье. Среди них Лёвушка разглядел своего учителя — Вильгельма Карловича. Завидев
Лёвушку, Кюхельбекер подбежал, выдернул его за руку из саней и обнял, приговаривая:
— Успел, дружок, к самому началу!
Затем он обратился к стоящим поодаль:
— Господа, с нами брат Александра Пушкина! Дайте ему какое-нибудь оружие.
Кто-то сунул в руки оторопевшего Лёвушки кавалерийскую саблю. В это время со
стороны дворца загрохотал первый предупредительный залп из заиндевевших пушек.
Картечь шумно пронеслась над головами восставших. В толпе по краям площади
закричали раненные. Метнувшиеся было в стороны, вернулись в строй и теснее сомкнули
ряды. Кюхельбекер оглянулся, отыскивая глазами ученика, но Лёвушки и след простыл, только на снегу валялась брошенная сабля...
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
IX.
Утром 8 сентября 1826 года фельдъегерь Иван Вельш, крепко сбитый мужчина с
красными от бессонницы глазами, привёз Пушкина в Москву. Ссылка в Михайловском
кончилась, поэт чувствовал это, но что ждало его в Москве — помилование, Петропавловская крепость или даже... казнь? Сие было неизвестно и не хотелось думать о
том. На всякий случай он приготовился к худшему. Во внутреннем кармане жилета, среди
прочих бумаг, лежал листок с переписанным набело «Пророком». Если царь унизит его, оскорбит, обольёт презрением, — он сделает свой выстрел, бросив в лицо специально
написаные к этому случаю строчки:
Восстань, восстань пророк России,
Позорной ризой облекись,
Иди, и с вервием вкруг выи
К убийце гнусному явись.
Конечно, за версту отдаёт романтизмом, но чем сидеть взаперти, лучше покончить с
муками разом. То-то взбеленится плешивый щёголь! С такой концовкой и на плаху уйти
не грешно.
Уговорив
Соболевскому, дабы освежиться, хлебнуть чего-нибудь живительного для согрева души и
тела, Пушкин первым выскочил на крыльцо.
— Александр Сергеевич!..
— Сергей Александрович!..
Объятья, поцелуи. Оторопевший Серж, на ходу постигая суть дела и давая прислуге
распоряжения, повёл Пушкина показывать недавно появившихся на свет датских щенят.
Властный взгляд Сержа разом сбил с фельдъегеря всякую самоуверенность и тот следовал
за ними неслышной тенью. Соболевский тут же взял слово с Александра, что по
возвращении от царя, буде всё благополучно, он остановится именно здесь.
Провозившись со щенками около получаса, путники подкрепились и тронулись в
дорогу, чувствуя себя уже немного бодрее. Однако Пушкина знобило.
X.
Экипаж подкатил к канцелярии дежурного генерала Потапова. Тот снёсся с
начальником главного штаба бароном Дибичем и получил распоряжение: «Высочайшим
повелено, чтобы вы привезли его в Чудов дворец, в мои комнаты, к четырём часам
пополудни».
Растерянного, продрогшего и смертельно усталого, со следами недавней болезни на
лице, — такого Пушкина увидел перед собой Николай I, и в сердце его зазмеилась
коварная радость: «Не угрозами возьму я тебя в свои руки, а тем, чего ты, наперстник
бунтовщиков, не ждёшь, — милосердием». Здесь играть надо было тонко, помятуя о
досадном опыте с Рылеевым.
Он торжественно шагнул навстечу со словами:
— Здравствуй, Пушкин! Доволен ли ты своим возвращением?
— Да, ваше величество, — бесцветно ответил поэт, не зная, чего и ожидать от
самодура.
— Покойный император сослал вас на жительство в деревню, не столько желая
ухудшить вашу участь, сколь желая уберечь от пагубного влияния того круга лиц, в
котором пришлось пребывать талантливейшему поэту и надежде нашей отечественной
литературы, — внезапно переменил «ты» на почтительное «вы», преследуя цель изменить
угрюмый, таящий дерзость, взгляд Пушкина. — Я же освобождаю вас от этого наказания, но с одним лишь условием — ничего не писать против правительства.
На лице Пушкина промелькнула именно та гамма чувств, которых так желал Николай,
— недоумение, сомнение, переходящее в, подцвеченное надеждой, изумление. Усталые