Пушкин в жизни: Систематический свод подлинных свидетельств современников
Шрифт:
После высылки Пушкина из Петербурга отношения его с товарищами по «Зеленой лампе» оборвались как-то очень легко и просто. В 1822 г. из Кишинева он писал Якову Толстому: «Ты один из всех моих товарищей, минутных друзей минутной младости, вспомнил обо мне. Два года шесть месяцев не имею от них никакого известия, никто ни строчки, ни слова». Из письма этого с несомненностью видим, кого разумел Пушкин под своими «минутными друзьями» в стихотворении «Погасло дневное светило»:
Я вас бежал, отечески края;Я вас бежал, питомцы наслаждений,Минутной младости минутные друзья;И вы, наперсницы порочных заблуждений,Которым без любви я жертвовал собой…И вы забыты мной, изменницы младые…Члены «Зеленой лампы» – и рядом «порочные наперсницы». Тех и других поэт хочет забыть. Вот какую только память оставили по себе в душе Пушкина товарищи его по «Лампе». Было бы иначе, если бы через них Пушкин испытал на себе
Никита Всеволодович Всеволожский
(1799–1862)
Сын камергера, богач. Камер-юнкер, служил вместе с Пушкиным в коллегии министерства иностранных дел. «Лучший из минутных друзей моей минутной молодости», – отзывался о нем впоследствии Пушкин. Страстный балетоман, жуир, поклонник закулисных богинь, «верный обожатель забав и лени золотой», по характеристике Пушкина. Основатель общества «Зеленая лампа». В 1824 г. Пушкин писал ему из Одессы: «…ты помнишь Пушкина, проведшего с тобою столько веселых часов, – Пушкина, которого ты видел и пьяного, и влюбленного, не всегда верного твоим субботам, но неизменного твоего товарища в театре; наперсника твоих шалостей, того Пушкина, который отрезвил тебя в Страстную пятницу и проводил тебя под руку в церковь театральной дирекции, да помолишься Господу Богу и насмотришься на госпожу Овошникову». Овошникова – кордебалетная танцовщица, воспитанница театральной школы; за нею ухаживал Всеволожский, ее имел в виду Пушкин, когда писал Всеволожскому в Москву:
…Вспомни, милый: здесь одна,Тебя всечасно ожидая,Вздыхает пленница младая;Весь день уныла и томна,В своей задумчивости сладкой,Тихонько плачет под окном,От грозных аргусов украдкой,И смотрит на пустынный дом,Где мы так часто пировалиС Кипридой, Вакхом и тобой.Куда с надеждой и тоскойЕе желанья улетали.О, скоро ль милого найдутЕе потупленные взоры,И пред любовью упадутЗамков ревнивые затворы?Между прочим, Пушкин проиграл Всеволожскому в карты тетрадь своих стихов, пошедшую за тысячу рублей. Всеволожский долго не соглашался переуступить рукопись другому издателю и не спешил издать ее сам. Пушкину удалось наконец выкупить ее. Всеволожский утверждал, что рукопись пошла только за 500 р., но Пушкин настоял, чтобы он взял за нее условленную тысячу.
Впоследствии Всеволожский, в звании егермейстера, заведывал придворной охотой, потом был гофмейстером.
Яков Николаевич Толстой
(1791–1867)
Сын богатого тверского помещика. Офицер лейб-гвардии Павловского полка, адъютант Главного штаба. Был действительным членом «Союза благоденствия» и председателем общества «Зеленая лампа»; в отсутствие Всеволожского общество собиралось на его квартире. Через него и других своих членов союз старался влить оппозиционно-политическую струю в жизнь общества. Толстой сам писал стихи, комедии, был театрал. К дару Пушкина относился с восторженным почитанием, называл Пушкина «владыкой рифмы и размера», писал:
Открой искусство мне столь сладкоПисать, как вечно пишешь ты,Чтоб мог изображать я краткоИ сохранял бы красоты…Во вкусе медленном, немецкомОтвадь меня низать мой стих;В моих стихах излишство слогаРезцом своим ты отколиИ от таланта хоть немногоТы своего мне удели!..Давно в вражде ты с педантизмом,И с пустословием в войне,Так научи ж, как с лаконизмомЛовчее подружиться мне!Члены «Зеленой лампы», как дорогого подарка, наперерыв друг перед другом домогались от Пушкина посланий к себе. Яков Толстой умолял:
Склонись, о Пушкин, Феба радиНа просьбу слабого певцаИ вспомни, как, к моей отраде,Ты мне посланье обещал;Припомни также вечер ясный,Когда до дому провожалТебя, пиит мой сладкогласный,И ты мне руку с словом дал;Когда, стихами и шампанскимСвои рассудки начиняИ дымом окурясь султанским,Едва дошли мы до коня;Уселись кое-как на дрожках,Качаясь ехали в тени,И гасли медленно в окошкахЧуть-чуть заметные огни;Зыбясь, в Фонтанке отражаласьСтолбом серебряным луна,И от строений расстилаласьГустая тень, как пелена…В то время мчались мы с тобоюВ пустых коломенских краях.ТыПушкин в ответ написал послание к Толстому: «Философ ранний, ты бежишь» (1819). В 1822 г. из Кишинева он написал ему второе послание: «Горишь ли ты, лампада наша?..»
В это время кружок «Зеленая лампа» уже закрылся, и Толстой ответил Пушкину посланием, которое начиналось так:
Ах, лампа погасла!Не стало в ней масла!В 1823 г. Я. Толстой выехал в отпуск за границу для лечения ноги. Он находился в Париже, когда разразилось 14 декабря, и предпочел не являться в Россию. Результаты следствия, впрочем, оказались по отношению к нему довольно благоприятными, и приговор ему был только «отдать под секретный надзор начальства и ежемесячно доносить о поведении». Однако то обстоятельство, что он не явился на следствие и остался за границей, конечно, очень ухудшило дело. Толстой жил в Париже, сильно нуждался, запутался в долгах. Чтоб заслужить прощение правительства, он стал печатать в Париже на французском языке книги, брошюры и статьи в защиту русской власти, был наконец официально прощен и в начале января 1837 г. возвратился в Россию. За неделю до смерти Пушкина Толстой виделся с ним, они вспоминали старое время, послания, которыми обменялись. Из поездки своей Толстой возвратился в Париж агентом Третьего отделения на жалованьи, с поручением «защищать Россию в журналах и опровергать статьи, противные России», а также следить за приезжающими в Париж русскими. В 1866 г. он вышел в отставку с чином тайного советника и в следующем году умер в Париже в полном одиночестве.
Петр Павлович Каверин
(1794–1855)
Сын полуразорившегося помещика. Был студентом Московского университета, в 1810–1812 гг. слушал лекции в Геттингенском университете вместе с братьями Ник. и С. Тургеневыми. В 1813 г. поступил на военную службу, участвовал во многих боях. В 1816 г., вместе с Чаадаевым, перешел в лейб-гвардии гусарский полк, стоявший в Царском Селе в бытность Пушкина в лицее.
Каверин был самым ярким представителем той разгульной петербургской молодежи, в кругу которой вращался Пушкин после окончания лицея. Он сильно импонировал ей как лихой гусар и повеса, она старалась подражать ему, повторяла за ним его любимые поговорки. В «Герое нашего времени» Печорин рассказывает: «Где нам, дуракам, чай пить! – отвечал я Грушницкому, повторяя любимую поговорку одного из самых ловких повес прошлого времени, воспетого некогда Пушкиным». Этот повеса – Каверин; поговорка его была с прибавкой: «Где нам, дуракам, чай пить, да еще со сливками!» Красавец, хорошо сложенный, крепкий, выносливый (купался в проруби), в молодости жизнерадостный. Славился как рубака и отчаянный смельчак, впоследствии, в турецкой кампании, не раз получал выговоры от главнокомандующего Дибича за то, что без нужды подвергает жизнь свою опасности. В отставке томился бездействием и жизнь свою называл «холодною и мертвою». Любил тонко поесть и основательно выпить, крепость его к вину была изумительна. В Париже, во время стоянки там русских войск после свержения Наполеона, Каверин сидел однажды в модном ресторане. Вошли четыре молодых человека, сели за стол, потребовали одну бутылку шампанского и четыре стакана. Тогда Каверин громогласно потребовал себе четыре бутылки шампанского и один стакан; опорожнил в течение обеда все четыре бутылки, за десертом выпил еще кофе с приличным количеством ликера и твердой походкой вышел из ресторана под общие аплодисменты незнакомой публики. Он лечился от французской болезни холодным шампанским, вместо чаю выпивал с хлебом бутылку рома и после обеда, вместо кофе, – бутылку коньяку. Пользовался большим успехом у женщин, был щеголь, забияка и большой озорник. Во время стоянки русских войск в Гамбурге вышел, на пари, на театральную сцену в военной форме, за что был лишен награждения орденом Владимира 4-й степени, к которому уже был представлен. Каверин принимал участие в качестве секунданта в нашумевшей двойной дуэли Шереметева с Завадовским и Якубовича с Грибоедовым. Кавалергардский офицер Василий Васильевич Шереметев был в связи со знаменитой танцовщицей Истоминой, воспетой Пушкиным в «Евгении Онегине». За ней же безуспешно ухаживал камер-юнкер граф Александр Петрович Завадовский. Истомина поссорилась с Шереметевым и уехала от него. Этой ссорой воспользовался Завадовский. Его приятель А. С. Грибоедов (автор «Горя от ума»), с которым они жили на одной квартире, привез к нему после спектакля Истомину. Шереметев выследил их и вызвал Завадовского на дуэль, а приятель Шереметева, лейб-улан А. И. Якубович (впоследствии декабрист), вызвал Грибоедова как участника интриги. Двойная дуэль была назначена на 12 ноября 1817 г., на Волковом поле. Условия были ужасные: противники должны сойтись на шесть шагов друг от друга, при исходных точках в восемнадцать шагов расстояния. Оба отлично стреляли. Шереметев выстрелил, не дав противнику дойти до барьера. Пуля оторвала край воротника у сюртука графа Завадовского. Завадовский воскликнул:
– А! Так он хотел убить меня!.. К барьеру!
Каверин, секундант Шереметева, и д-р Ион, секундант Завадовского, стали уговаривать Завадовского пощадить жизнь Шереметева. Завадовский готов был уступить, решил только слегка ранить противника, но Шереметев потребовал, чтобы условия дуэли были выполнены точно, иначе он опять будет стреляться с Завадовским. Граф Завадовский выстрелил. Шереметев, смертельно раненный, упал навзничь и «стал нырять по снегу, как рыба». Каверин хладнокровно сказал: