Пушкин в жизни: Систематический свод подлинных свидетельств современников
Шрифт:
В 1827 г. Пушкин, рассматривая альбом Анны Петровны Керн, забавлялся тем, что стал в нем переводить французские стихи на русский язык и русские – на французский. «Д. Н. Барков, – рассказывает Керн, – написал одни всем известные стихи не совсем правильно, и Пушкин вместо перевода написал следующее:
Не смею вам стихи БарковаБлагопристойно перевесть,И даже имени такогоНеПушкин играл здесь тождественностью фамилии Баркова с фамилией поэта XVIII века, И. С. Баркова, знаменитого автора порнографических стихов.
Александр Андреевич Токарев
(? – 1821)
Был членом «Союза благоденствия», завербовал в него несколько членов. Принимал участие в кружке «Зеленая лампа»; в это время он служил секретарем при главном директоре императорских театров в чине коллежского асессора. Пописывая стишки в сатирическом духе, читал их на собраниях «Лампы». Стихи в таком роде:
Тебе хвала и честь и ревностно куренье;Тебе я приношу сие стихотворенье,О сладкий аромат, о благовонный злак,От скуки верный щит, возлюбленный табак!Расти и процветай; плодись и умножайся;Крошися в картузы; в сигары завивайся;Во трубках без числа, как Вестин огнь, пылайИ облаком густым до потолка взлетай…и т.д.
В сонете «На тленность земных вещей» автор перечисляет погибшие прославленнейшие сооружения древности и заключает так:
Сатурну все должно на свете покоряться,Коль мира чудеса как сельный гибли злак,То мне возможно ли роптать и удивляться,Что продрался и мой на локте старый фрак?Приводим эти стихи, чтобы показать, какого рода литературные изделия приходилось выслушивать Пушкину на собраниях «Зеленой лампы».
Токарев впоследствии был орловским губернским прокурором и умер в 1821 г.
Князь Дмитрий Иванович Долгоруков
(1797–1867)
Сын известного в свое время поэта князя Ив. М. Долгорукова. Служил в коллегии иностранных дел, был членом «Зеленой лампы». Писал стихи.
Не шути, мой ангел милой, –Век недолог для меня:Он не будет там унылой,Где с тобой увижусь я…Кто с печалями сдружился,Для того сей в тягость свет,Кто несчастливый родился, –Для того надежды нет.Я умру для жизни новойС образом твоим в очах,Сброшу бедствия оковыС именем твоим в устах.Пушкин с ним, по-видимому, дружил. В августе 1821 г. он писал Сергею Тургеневу из Кишинева: «Долгоруков меня забыл».
Впоследствии Долгоруков был посланником в Тегеране и сенатором.
Иван Евстафьевич Жадовский
(? – не ранее 1863)
Служил в лейб-гвардии Семеновском полку, в 1817 г. переведен полковником в один из гренадерских полков. В марте 1819 г. уволен от службы «за ранами, с мундиром и пенсионом полного жалованья». Был членом «Зеленой лампы». «Однажды, – сообщает Яков Толстой, – отставной полковник Жадовский объявил обществу, что правительство имеет о нем сведения и что мы подвергаемся опасности, не имея дозволения на установление общества. С сим известием положено было прекратить заседания, и с того времени общество рушилось».
В Петербурге до ссылки
Павел
(1792–1853)
Сын помещика, генерала. Служил на военной службе, в кампанию 1812–1814 гг. участвовал в ряде сражений, отличился под Бородиным и Лейпцигом. Когда с ним по окончании лицея познакомился Пушкин, был капитаном лейб-гвардии Преображенского полка. Член «Союза благоденствия». Человек исключительной образованности и начитанности, с блестящей памятью, знавший много иностранных языков, несокрушимый спорщик, поэт, переводчик Корнеля, прекрасный декламатор; когда он читал свои плохие стихи, они казались слушателям безупречными; у него учились актриса А. М. Колосова, актер В. А. Каратыгин. Тяготел к шишковизму, принадлежал к группе молодых архаистов, в которую входили Грибоедов, Кюхельбекер, Жандр; в общественно-политическом отношении резко расходясь с заскорузлым консерватизмом старых шишковистов (Шишков, Шаховской, Шихматов), члены этой группы сходились с ними в требованиях обращения к национальным русским темам, сохранения древнеславянских форм языка и введения в него «просторечия», боролись с Карамзиным и Жуковским. Пушкин, принадлежавший к другой литературной группировке, сильно, однако, тянулся к Катенину, к его уму и образованности, к ряду его литературных мнений. В 1818 г. он пришел к Катенину, подал ему свою трость и сказал:
– Я пришел к вам, как Диоген к Антисфену: побей, но выучи!
Катенин ответил:
– Ученого учить – портить.
С тех пор у них установились дружеские отношения. Обращение Пушкина к Катенину совпало с переломом в литературных воззрениях Пушкина и с отходом его от безусловного преклонения перед Карамзиным и Жуковским. В это время как раз распался и «Арзамас». Впоследствии Пушкин писал Катенину: «…ты отучил меня от односторонности в литературных мнениях, а односторонность есть пагуба для мысли». Новейшие исследователи приписывают именно влиянию Катенина подчеркнуто простонародный язык «Руслана и Людмилы», так возмутивший литературных староверов, а также введенную в поэму пародию на «Двенадцать спящих дев» Жуковского. Прототип таких пушкинских баллад, как «Жених» и «Утопленник», исследователи эти видят в балладах Катенина «Убийца» и «Ольга». Влияние Катенина на Пушкина в начале их знакомства сказывалось даже в том, что Пушкин бессознательно перенимал у Катенина его жесты, манеру говорить и держаться. Катенин свез Пушкина к князю А. А. Шаховскому и помирил их. Он же, по-видимому, был одним из секундантов-гвардейцев, с которыми Пушкин явился к майору Денисевичу, обидевшему его в театре.
Катенин был небольшого роста, очень стройный, с ядовито-насмешливой улыбкой и лукавым взглядом, необычайно подвижный, вспыльчивый, охотник затевать споры. Вигель про него пишет: «Круглолицый, полнощекий и румяный, как херувим на вербе, он вечно кипел, как кофейник на конфорке… Видал я людей самолюбивых до безумия, но подобного ему не встречал, у него было самое странное авторское самолюбие: мне случалось от него самого слышать, что он охотнее простит такому человеку, который назовет его мерзавцем, плутом, нежели тому, который хотя бы по заочности назвал его плохим писателем; за это готов он вступиться с оружием в руках». Самолюбие Катенина было действительно совершенно исключительное, доходившее до болезненности, и друзья очень опасались его задевать. Таких обид Катенин не прощал. Однажды он горячо нападал на Крылова, почти отрицая его дарование. Собеседник возразил:
– Да у тебя, верно, какая-нибудь личность против Крылова.
– Нисколько. Критикую его с одной литературной точки зрения. – И потом вдруг добавил: – Да он и нехороший человек: при избрании моем в Академию этот подлец один из всех положил мне черный шар.
Пушкин впоследствии отзывался о Катенине: «…характером он принадлежит к восемнадцатому столетию: та же авторская мелкость и гордость, те же литературные интриги и сплетни». У Катенина было много сопутствующих данных для крупного поэта: ум, вкус, образованность, смелость суждения, отвращение к протоптанным тропинкам; не было только одного – подлинного поэтического дарования. «Без искры животворящего гения, – говорит И. Н. Розанов, – он был только пародией крупного писателя».