Пусть люди вымрут!

Никитин Роман

– Да, мне тоже.

«Что ты сказал???»

С восходом солнца город, как и полагается, ожил и засверкал свежими красками. Народ лихорадочно раскупал утренние газеты, но не степенные «Ле Гет» или «Нуес де Марсель» на хорошей бумаге и с официальным признанием, а желтоватые листки «Марсель Газетте». Только это издание успевало собрать криминальные сводки под самое утро, сверстать, а к десяти часам выпустить в утренний тираж. И что удивительно, народ не торопился купить тот же «Нуес де Марсель», выходивший на прилавки в полдевятого, дожидаясь самых свежих сплетен от маэстро

Лу Франкелена.

– Что пишет пресса?
– промычал Флавий с набитым ртом.

Завтрак в гостинице подавали прямо в номер — очень удобно. Правда, пришлось выплатить кое-какую компенсацию за лишнего человека. Внятно объяснить откуда ночью в люксе для новобрачных взялась еще одна девушка, ни Флавий, ни Гиза не смогли. Но дело обошлось небольшой взяткой, а прибывший по звонку коридорного администратор окончательно утвердился во мнении: везде разврат и падение нравов. Даже когда дело касается уз священного брака.

– Наш газетер пишет, цитирую: «сегодня мне невероятно скучно: ни одного убийства или грабежа с изнасилованием», - прочитала Гиза.
– По-моему, у него какие-то психические проблемы.

– Ты даже не представляешь какие, - откликнулась Лиза.
– Он едва избежал замка Иф за очень сомнительную историю полгода назад.

– Вот как? Расскажи, - попросила арабеска и отложила бульварный листок в сторону.

Ежик рассказала.

Лу Франкелен — потомок графа ди Франкелена, растратившего свое немалое состояние на бегах. Старик ушел на свет иной, когда задолженность по векселям уже превысила стоимость всех активов, включая цену родового поместья в пригороде.

Единственному сыну в таких условиях, конечно, не позавидуешь. Но он сумел под какие-то гарантии набрать нужную сумму и погасить отцовский долг. Сам, конечно же, остался абсолютно без средств, да и поместье пришлось заложить. Но парень был крепок умом, и цепок в делах, поэтому, опять же на привлеченные деньги, основал небольшую газетенку, крайне сомнительного морального облика.

Не обошлось без скандалов, конечно. Инвесторы, узнав в какой прожект вложились, потребовали возмещения, но Лу наобещал всем златые горы. Чем уж он их окончательно убедил — неизвестно. Но спустя несколько месяцев основанная Франкеленом «Марсель Газетте» побила тираж «Ле Гет» и приблизилась по продажам к «Нуес де Марсель» — крупнейшей газете города. Через полгода оба конкурента, сложенные вместе, с трудом перекрывали тиражи этого бульварного листка.

Высшее общество, включая муниципалитет, возмущалось и обрушивало на Франкелена потоки критики. Но тот моментально утихомирил местных ханжей, опубликовав краткую, но емкую заметку. В ней он говорил, что с пониманием относится к этическим ценностям властей и аристократии, но спрос на газету является единственным индикатором этического состояния общества. Если восьмидесяти тысячам марсельцев интереснее читать про насильников, пиратов и продажных прокураторов на страницах «Газетте», чем благопристойную карамель в «официальных» изданиях, то это, наверное, и показывает реальные потребности населения в информации. И ввласть Марселя бесконечно далека от народа, если этого не понимает.

Спорить было бесполезно, Лу выстрелил в яблочко, а продажи листка еще возросли. Теперь уже сама знать, убежденная доводами Франкелена, начала покупать «Газетте». К тому же, в моду входил

либерализм, и демонстрировать близость к простому народу и его ценностям стало очень популярным.

Известность и слава газетного барона росли как на дрожжах, а репутация правдоруба и поборника свободы слова распространились далеко за пределы Марселя. Там длилось много лет, но вот однажды этот положительный во всех отношениях человек попал в конфуз. Полгода назад он чуть было не попался на развращении малолетней содержанки. Обвинитель утверждал, что бессовестный газетер соблазнил 14-летнюю Иннес Эрбаль, дочь известного марсельского фабриканта. Действительно, девочка месяц жила на загородной вилле Франкелена, и скорее всего, выполняла роль содержанки, если вообще не компаньонки. Но никаких внятных доказательств порочной связи между газетчиком и мадмуазель Эрбаль так и не обнаружили. По очень простой причине: бедняжка пропала, причем из своего собственного дома, прямо из-под носа папб и мамб. При полном доме слуг и гостей.

История темная и мутная. У Франкелена, вроде бы, на тот вечер было алиби, его видели в совершенно другом конце города. Сам газетер ничего об этом не писал, отделываясь общими словами о «падении нравов и жертвах, которые приходится приносить на алтарь человечности» (никто ничего не понял), но с тех пор за акулой пера стали приглядывать в муниципалитете. Тиражи от этого только возросли. Возможно, этого газетчик и добивался, но похоже, просто чуть было не доигрался во всемогущего «любимца народа».

– Какая замечательная личность, - заметил Флавий, когда Ежик закончила рассказ.

– Уж куда замечательнее, - пробурчала арабеска.
– Я бы таких личностей к стенке и поговорить по душам…

– Ну что ты, право слово, дикарку строишь, - улыбнулся Флавий.
– Есть и другие методы. Вспомни, что тебе сказал Франкелен про свой стаж редактора?

– Полгода… по-моему.

– Все ясно?

Флавий по очереди посмотрел на обеих женщин. В глаза Гизы ничего не отражалось, а Ежик хитро так прищурилась. Флавий знал этот прищур. Значит, Лиза уже сообразила, что редактор и владелец газеты как минимум лжец. Ну это нормально и для газетчика естественно, но…

– Он соврал как долго работает в «Газетте», это понятно, - резюмировала Ежик. Но с какой целью?

– Ему нужно объяснить, почему он так молодо выглядит, - объяснил Флавий.
– Скажи он Гизе, что он сам владелец газеты и возглавляет ее уже который год, наша арабская красавица могла бы и заподозрить неладное. А так — обычный молодой мальчик-репортер. Наивный. И такой хоро-о-о-ошенький…

Гиза метнула пару незримых молний в своего спутника, но Флавий и не думал останавливаться. Мстил за «Ромео».

– Никому не приходило в голову, что богатый и порочный человек за столько лет не может остаться моложавым «красивым мальчиком»?

«Но ведь ты остался. Только глаза постарели».

– Я тоже тебя люблю, родная, - Флавий послал в сторону Гизы воздушный поцелуй.
– И все же, почему этот режущий глаза факт еще никто не рассматривал в деталях? И давайте подумаем еще вот над чем. Лиза, ты знаешь, во сколько муниципальные офицеры заканчивают утренний обход города?

– В половине восьмого. Ну, иногда до восьми копаются, если уж совсем замешкаются…