Пусть умрет

Григ Юрий

— Она болеет... Лихорадка, – безразличие прозвучало в голосе молодого человека.

— Что ты говоришь? – неподдельно удивился Секунд, сочувственно покачав головой. – Нынче многие болеют лихорадкой, это верно. Если пожелаешь, пришлю своего врача, грека.

— Спасибо, почтенный Петроний, не стоит утруждать себя излишними хлопотами. Мой лекарь, невольник, неплохо справляется.

— Зря ты отказываешься, мой эскулап – непревзойденный врачеватель... Даже у императора нет такого. Но он, к счастью, не догадывается об этом...

— Раб?

— Вольноотпущенник. Не доверяю в этом деле рабам. Раб

есть раб – всегда норовит обмануть хозяина. В обычных вещах мы склонны закрывать на такие мелочи глаза, но если это касается здоровья, тогда другое дело. Свободному человеку есть во имя чего стараться, поэтому я предпочитаю, чтобы меня лечили свободные. Хотя и вольноотпущенник в душе навсегда остается рабом… Кстати, знаешь каким образом один древний владыка добивался от своих лекарей прилежного, а главное быстрого исполнения своих обязанностей?

— Сделай милость, посвяти меня в этот секрет.

— Ты не поверишь. Он прекращал им платить, как только заболевал. И этим пройдохам не оставалось ничего иного, как поставить его на ноги как можно скорее... Ха-ха, – рассмеялся Секунд.

— Действительно остроумно. И ты...

— Я уверен, ты догадался, – прервав своего молодого друга, молвил Секунд и отеческим жестом обнял его за плечи. – Совершенно верно, я применяю этот беспроигрышный прием.

— Ход настолько блестящий, насколько и остроумный, Петроний. Надеюсь, твое средство действует и в наши ненадежные времена?

— Не сомневайся, мой друг. Скажу тебе больше – мои эскулапы из кожи вон лезут, стараясь, чтобы я не захворал. Слава всемогущим богам, на их счастье я редко болею. Впрочем, почему бы не предположить, что я здоров благодаря их стараниям, – вновь рассмеялся Секунд. – Так как же с рабыней? Ты же понимаешь, что влюбленные теряют голову и готовы на всё и...

— Можешь не продолжать, Петроний. Я согласен, – неожиданно легко согласился Агриппа. – В конце концов, она всего лишь рабыня – не более. Я дам ей свободу, если только... если только все пройдет успешно.

Секунд с облегчением вздохнул.

— Я и не сомневался, мой мальчик. Мы все отказываемся от личных благ ради достижения блага всеобщего... Однако, мы увлеклись и забыли о главном. Правильно ли я тебя понял – все готово, и нам осталось только осуществить задуманное?

— Все готово, Петроний. Управляющий матери императора Домициллы, этот скопец, Стефан, – на нашей стороне. И государыня Домиция примет это, как неизбежную жертву во имя Империи... – голос молодого человека дрогнул.

— Я чувствую неуверенность в твоем голосе, – нахмурился Секунд, – уж не закралось ли сомнение в твое сердце?

— Да поразит меня всемогущий Юпитер! Я не колеблюсь, о нет! Всего лишь волнение... Скажи лучше, передал ли ты подарок императору? Как принял он его?

— Он ни о чем не догадывается. Принял без подозрений. Впрочем, не исключено, что просто не подал виду... Сыграть на тщеславии этого самовлюбленного павлина было проще простого – я сказал, что никто не достоин владеть таким оружием кроме него, непревзойденного ценителя. Только... – замялся он.

— Что?

— Только вот Луций, кажется, что-то почуял.

— Как он мог?

— Ты недооцениваешь его, Агриппа. Нюх у этого старого лиса поострее, чем у собаки.

— Ты думаешь, он догадывается обо всем?

—

Не думаю, что обо всем. Но чувствует – что-то не так. Мы не можем медлить. Я думаю, мы должны сделать это сразу же после сентябрьских ид!

— Хорошо.

— Знает ли гладиатор о том, что ему предстоит сделать?

— Что ты, Петроний! Ты запамятовал! Зелье, что продал мне тот купец, Эльазар. Это магическое зелье изготовлено из крови Горгоны и еще каких-то волшебных трав. Над человеком, выпившим его, мы будем иметь безраздельную власть. Ты можешь приказать ему убить собственную мать, и он сделает это, не раздумывая.

— Ты уверен, Агриппа? Звучит невероятно! Никогда не слышал ничего подобного...

— Такова сила этого волшебного эликсира.

— Но эликсир эликсиром, а не мешает заручиться его добровольным согласием. На всякий случай я настроил его на свершение великого дела... – начал Секунд, но Агриппа перебил его.

— Добрый Петроний, я ведь уже сказал, что не возражаю. Можешь пообещать ему свободу для девушки.

Пока они беседовали, вокруг собралась приличная толпа зевак, галдящая и спорящая, на ходу заключающая скоропалительные пари – одни ставили на великана Гатасака, другим, напротив, больше доверия внушал ловкий Схима. Воздух звенел от невообразимого гомона. Добровольцы, оттесняя толпу, образовали круг, бросили веревку на истертую в пыль тысячами подошв землю, обозначая границу арены.

Торговец достал деревянные мечи.

«А что! – думал он, – где вы видели, люди добрые, купца, который, находясь в здравом уме, станет рисковать своими деньгами на потребу черни. Да и хоть и потому, чтобы привлечь выгодных покупателей. Нет, светлейшие, кто бы вы ни были, вначале заплатите. Ну, тогда уж, милости просим, распоряжайтесь своим товарам, как заблагорассудится: хотите – забирайте с миром, хотите – отпускайте на волю, хотите – убейте...».

Находившиеся на рынке продолжали сбегаться на бесплатное представление. Исключение составили лишь торговцы, опасающиеся за свой товар, – воров тут хватало. Тевтоны-телохранители, могучими плечами оттеснив наиболее ретивых, быстро расчистили место двум патрициям, ради которых и была затеяна вся эта кутерьма.

— Посмотри, Агриппа, как падок наш народ на дармовщину. Бесплатная еда, зрелище, что угодно – лишь бы не платить!

— Но разве бывает в мире что-либо бесплатное, Петроний, – обрадовался Агриппа перемене темы. – Разве всё, что плебс ест, пьет и чем развлекается, – падает с неба?

— Ты зришь в корень, милый Агриппа, разумеется, нет. Это иллюзия – за все заплачено. Ими же! Но понаблюдаем за боем, если не возражаешь.

А тем временем в пыльном кругу гигант Гатасак уже отбивался от наседающих на него двух подвижных, как ртуть, италийцев. Он старался держать их на расстоянии, успешно отражая стремительные уколы попеременно щитом и своим мечом. Несмотря на его длинные руки, противникам удавалось время от времени пробить оборону и нанести ему довольно болезненные уколы. Великан не оставался в долгу и, не обращая внимания на, скорее досадные, чем опасные ссадины, подобно могучему медведю в окружении пытающихся повиснуть на нем псов, отвечал мощными выпадами. И достигни он цели, не поздоровилось бы тому, кто очутился на пути его, пусть и деревянного меча.