Пустоцветы Меотиды (Ричард Блейд - странствие 3)

Лэрд Дж.

В данный момент Блейд являлся одним из шести сотен обитателей эстарда Шод, обширного строения из ракушечника, образующего в плане замкнутый квадрат. Его четыре корпуса окружали большой двор размером сто на сто ярдов; посередине восточного здания имелась арка с воротами - та самая, у которой две недели назад Блейда сдали с рук на руки охранникам Шода. Снаружи эстард напоминал четырехугольный форт с белыми глухими стенами тридцатифутовой высоты, но внутри, со стороны двора, выглядел гораздо приветливей. Корпуса его были трехэтажными, и до самых черепичных кровель их обвивали лианы с огромными листьями и зеленый плющ. На первом ярусе располагались помещения охраны, конюшня, кухня, склады и большая ткацкая мастерская, вдоль второго и третьего шли галереи, на которые можно было подняться со двора по широким деревянным

лестницам. Эти верхние этажи разделялись на сотни полторы довольно просторных помещений, в которых и обитали невольники. С галерей в их камеры вели невысокие проемы, задернутые куском ткани; некоторые комнаты, предназначенные для надсмотрщиков, были снабжены дверьми.

Блейд решил, что убежать отсюда несложно. Разорвать занавесь, сплести веревку, подняться на крышу и потом - вниз... Не исключался и иной вариант - продолбить стену из мягкого ракушечника острым обломком камня или украденным ножом. Однако уйти за границы страны было гораздо сложнее. С северозапада обширная равнина - там меоты выращивали боевых коней, а там стоял большой город Праст. Затем - леса и снова горы. Хребет Варваров, самый северный предел Меотиды, полуострова, протянувшегося на двести миль в меридиональном направлении. Воинских лагерей и застав тут хватало, особенно в горах, стерегли каждую тропинку, каждый перевал и ущелье, хотя никто из соседей со всех четырех стран света не рискнул бы приблизиться к царству меотов с мечом в руке или под парусом боевой триремы.

С рабами, если они не испытывали неодолимой склонности к лени, в этой просвещенной деспотии обращались вполне гуманно, однако на все случаи жизни существовали лишь два наказания: рудники - для нерадивых, и быстрая смерть от стрелы или копья для беглецов и бунтарей. Вскоре Блейд понял, что ему сильно повезло; он попал в один из столичных эстардов, где обитали не захваченные в набеге или бою пленники, а потомственные рабы. Жилось им неплохо, и никто тут не собирался бежать.

Он делил камеру с тремя парнями, рыжим Патом и светловолосыми Патролом и Кассом, в жилах которых смешалась кровь дюжины племен, кочевавших за Хребтом Варваров. Они были рабами в четвертом поколении и даже не помышляли о бунте. Работа в поле и каменоломне - тяжелая, однако не выматывающая все силы; сытная пища, иногда - вино; девушки, которых в эстарде Шод вполне хватало, танцы по вечерам... Они казались довольными всем этим и явно не променяли бы своей неволи на ту свободу, которая предоставляла их прадедам возможность голодать или пасть в бою с враждебным кланом. Но у каждого из этой троицы имелась заветная мечта - попасть в услужение в какой-нибудь богатый меотский дом, где работа была бы полегче, еда - послаще, а вино покрепче. Впрочем, они были слишком тупыми для этого, и на старости лет их, скорее всего, ожидала судьба сторожей, оберегающих посевы от птиц.

Пат, заводила этой компании, выглядел довольно крепким парнем и уже на второй день после вселения Блейда попытался продемонстрировать новичку свою удаль. Схватиться с ним один на один рыжеволосый не рискнул, но поддержка Патрола и Касса все-таки вдохновила его на драку, в которой оба приятеля приняли самое активное участие. Турнир закончился с результатом три-ноль в пользу Блейда. У Пата была вывихнута рука, у Патрола сворочена челюсть, Касс отделался подбитым глазом. После этого в сто двадцатой камере, находившейся на третьем ярусе эстарда Шод, воцарились мир и тишина, а разведчик обрел трех верных и преданных сторонников, искренне восторгавшихся его боевым искусством и тяжелыми кулаками. Охрана в такие дела не вмешивалась, мудро полагая, что выживет сильнейший. Стражи лишь следили, чтобы в руках рабов не оказалось металлических предметов или острых палок, которыми можно было нанести серьезное увечье.

По утрам Блейд, вместе с тремя десятками молодых мужчин, отправлялся в каменоломню и четыре часа рубил мягкий ракушечник. Затем следовал обед, часовой отдых и еще четыре часа работы. Труд не тяготил его, после сытной еды он с удовольствием размахивал кайлом, выламывая целые глыбы, которые бригада камнерезов тут же превращала в ровные блоки. Часам к пяти - по земному счету времени, рабочий день заканчивался, двое стражей сопровождали невольников к реке для омовения, а затем обратно в эстард. Его внутренний двор предназначался

для трех занятий: можно было есть и пить - в том углу, где у кухонь находились вкопанные в землю столы и скамьи, можно было поплясать на площадке, посыпанной утрамбованным ракушечником, можно было растянуться на травке под деревьями, предаваясь праздной болтовне - еще в одном углу двора вокруг бассейна зеленела небольшая рощица. Последний, четвертый угол оставался запретным, сюда выходили двери казармы и конюшен.

Кроме еды, питья, плясок и болтовни разрешалось спать, в одиночестве или с девушкой. Этим местная светская жизнь исчерпывалась, и уже к концу первой недели Блейд заскучал. Пища была неплохой, погода - превосходной, а девушки - симпатичными и сговорчивыми, его взгляды, однако, привлекал четвертый угол двора.

Там обитала охрана - пять дюжин молодых женщин, крепких и миловидных, с фантастической ловкостью обращавшихся с оружием. Иногда, по дороге в каменоломню и обратно, он видел, как они мчатся на конях по лугу, совершая сложные маневры, то выстраиваясь длинной цепочкой, то сдваивая ряды, то разворачиваясь в шеренгу. Они с одинаковым умением владели мечом и копьем, дротиком и луком, метательным ножом и приемами джигитовки, их доспехи, изготовленные из прекрасной стали, были легкими и удобными, оружие смертоносным. Однако эти валькирии не выглядели мужеподобными. Несомненно, они были сильны, но их руки и бедра сохраняли женственную округлость, маленькие груди - девичью твердость, лица некоторых казались прекрасными.

По утрам Блейд видел их обнаженными - зрелище нагого человеческого тела в Меотиде отнюдь не являлось запретным. Их бело-розовая плоть, позлащенная солнцем, казалась изваянной из мрамора, золотистые, каштановые и темно бронзовые волосы вились, словно гривы породистых кобылиц, упругие мышцы переливались под холеной кожей. И когда они десяток за десятком сбегали к реке, к запруде, где разрешалось купаться только им, Ричард Блейд подавлял невольный вздох восхищения. Никто не знал, существовали ли на Земле, в степях Таврии или Малой Азии, легендарные амазонки, никто не мог рассказать об их красоте, грации и мощи, никто не видел их лиц и прекрасных тел... Но этому миру повезло больше! Сказочные воительницы обитали в нем воочию, и пришелец из иных пространств и времен следил за ними восхищенным и жадным взором.

Они были его владычицами, хозяйками и, значит, врагами, - но Ричард Блейд не испытывал к ним ненависти. Он знал, что не сможет поднять ни меч, ни копье ни на одну из них, и если у него что-то и подымалось, то это была совсем иная часть тела.

Странно, но мужчины-рабы реагировали на них совершенно иначе. Они их не боялись, не чувствуя за собой никакой вины, хотя эти воительницы, даже без своих коней и доспехов, могли за десять минут перебить мечами всех обитателей эстарда. С другой стороны, рабы не боготворили своих повелительниц, не падали на колени, не отвешивали низких поклонов, Они повиновались им - охотно, по врожденной привычке, с готовностью выполняя все приказы, которые не были ни жестокими, ни унизительными. Деловые отношения господина и усердного слуги, решил Блейд; один дает кров, пищу, защиту и стабильность, другой трудится, не жалея сил...

И тем не менее, как могли эти молодые мужчины оставаться равнодушными к таинственному очарованию женственности? Как могли они устоять перед силой Эроса, которую источали эти гибкие сильные тела? Как могли они бестрепетно взирать на эти длинные стройные ноги, на тонкие станы, на колыхание грудей с розовыми вишнями сосков, на чарующие округлости ягодиц? Все они, безусловно, были нормальными и крепкими молодыми самцами, проявлявшими немалый интерес к девушкам - но только к своим девушкам, таким же рабыням, обитавшим рядом с ними на верхних этажах эстарда Шод.

Блейд сознавал расстояние между слугой и господином; возможно, здесь оно измерялось световыми годами. Однако люди - всегда люди, и древний инстинкт пола властвует над каждым мужчиной, независимо от положения и подчиненности, и перед ним с одинаковой покорностью склоняются и рабы, и господа. Это являлось аксиомой; и несколько дней разведчик внимательно следил за сотоварищами, ожидая непроизвольной и характерной реакции. Все они, и мужчины, и женщины-рабыни, носили короткие полотняные туники, которые немногое могли бы скрыть.