Пустоши Альтерры. Книга 2
Шрифт:
На второй день он уже знал, где искать ложь. В мелочах. В том, как кто-то говорил слишком уверенно, не оставляя места сомнению. В подрагивающих пальцах, когда разговор заходил о деталях. В повторяющихся фразах, сказанных слово в слово.
Некоторые вели себя слишком спокойно, либо знали больше, чем говорили, либо цеплялись за единственно «правильную» версию, боясь выйти за рамки. Другие, наоборот, нервничали, слишком часто поглядывали на дверь, словно искали выход.
На третий день он заговорил сам. Из темноты, без лица.
— Повтори, что ты видел.
—
— Говори ещё раз.
Пауза. Долгая, густая, наполненная напряжением. Казалось, сейчас раздастся другой голос — раскалённый приказом или угрозой.
И тогда люди путались. Одни начинали повторять, но не теми же словами, другие замолкали, сжимая пальцы. Третьи нервно отводили взгляд.
Стало ясно: подправлены были не только отчёты.
Один караванщик — рослый, широкоплечий, с грубыми чертами лица — смотрел прямо перед собой. Голос быстрый, ровный.
— Мы не видели ничего. Только буря. Потом ветер стих, и всё. Мы искали остатки машин, не нашли. Возможно, их унесло дальше, в пески.
Жилин молчал. Человек наклонился вперёд.
— Разве я что-то сказал не так?
— Нет, — ответил он. — Ты говоришь ровно, но слишком быстро. Откуда такая точность, если вокруг был только песок?
Караванщик сжал челюсти, промолчал.
Другой мужчина, пожилой, с глубокими морщинами на лице, наоборот, медлил. Тянул слова, будто искал в пыли собственной памяти.
— Я… Я думаю… Это была буря, да… Как-то… Как-то странно. Слишком ровно всё шло. Пыль стеной, как будто её чем-то гнали…
— Чем?
Жилин слушал тишину. В ней было больше ответов, чем в словах.
Тишина допросных отличалась от тишины архива. Там её заполняли голоса прошлого — цифры, записи, выцветшие строки, которые нужно было расшифровать. Здесь она дышала напряжением, ожиданием, едва заметными изменениями в позах и взглядах.
Жилин сидел напротив Рудольфа, разложив перед собой исписанные страницы. Свет лампы отбрасывал жёсткие тени на лицо, подчёркивая усталость в уголках глаз. В помещении стояла вязкая тишина, нарушаемая лишь приглушенным тиканием старых часов. В воздухе висели запах бумаги, грифеля и лёгкий привкус пыли.
— Мы топчемся на месте не просто так, — тихо сказал он, постукивая пальцем по странице. — Всё, что старше года, бесполезно. Будто кто-то подчистил отчёты.
Рудольф прищурился, склонился ближе. Его глаза мелькнули в свете лампы, остро выхватывая смысл сказанного. Он протянул руку, пробежался взглядом по строкам, пробормотал:
— Ты уверен?
— Да. — Вячеслав кивнул. — Если хочешь реальные данные, их надо искать в документах за последние шесть месяцев. Всё старше — каша. Стирали аккуратно, не до конца. Оставляли часть, такую, что никуда не ведёт.
Рудольф скрестил руки, задумчиво барабаня пальцами по столу. Лицо оставалось бесстрастным, лёгкий изгиб губ выдавал тревогу.
— Это ещё не всё, — Жилин медленно выдохнул. Голос его звучал ровно, с едва уловимой ноткой раздражения. — Второй момент. Караванщиков натаскивают. Они не просто говорят одно и то же — они
Рудольф поднял бровь, его взгляд стал жёстче.
— Их готовят?
— Или они сами знают, что нужно говорить. — Жилин провёл рукой по столу, убирая разбросанные бумаги. Те шуршали под пальцами, как сухие листья. — Нам подкидывают следы, а те ведут в никуда. Проверка рассказов пожирает ресурсы Гильдии, уводит следствие в пустоту.
Тишина в комнате сгустилась, даже часы на стене замедлили ход.
Рудольф вздохнул, опуская голову.
— Значит, нам не просто мешают. Нас направляют.
Жилин кивнул, склонившись ближе. Голос прозвучал жёстче:
— И главное — нас заставляют смотреть в нужную сторону. Значит, есть то, куда нам смотреть не дают.
— Кто бы ни пошёл по этому пути, — тихо произнёс он, всматриваясь в записи, — придёт к одному из двух выводов.
Он перевёл взгляд на Рудольфа.
— Либо Роя не существует, и всё это — просто страшилки караванщиков.
Рудольф медленно кивнул, барабаня пальцами по столу. Взгляд тёмный, глубоко сосредоточенный.
— Либо он существует, но найти или отследить хоть какую-то закономерность невозможно. Тогда это стихийное бедствие: непредсказуемое, без логики, без зацепок. Будто всё, что мы видим, — случайность. А случайность невозможно расследовать.
Жилин перевёл взгляд на окно. За мутным стеклом простиралась ночь, расколотая редкими проблесками фонарей. В воздухе висела напряжённая тишина, наполненная далёкими звуками машин и шелестом документов под пальцами.
— Если бы я не видел сам, я бы тоже оказался в тупике.
Рудольф вздохнул, откинувшись на спинку стула. Лицо оставалось спокойным, в глазах таилось напряжение.
— В том-то и дело, — произнёс он, склонив голову набок. — Кто-то очень постарался, чтобы любой, кто копнёт достаточно глубоко, заблудился. Или разуверился.
— Нас направляют, — тихо заключил Жилин.
Он провёл ладонью по столу, убирая бумаги, ощущение, как нити следствия ведут в пустоту, не исчезало.
— Кто-то распределяет факты так, чтобы они не сложились в единую картину. Либо нас убеждают, что ничего не существует, либо создают образ призрака, которого нельзя поймать. Два пути — оба ведут в никуда.
— Ты видел его.
Рудольф посмотрел пристально, в этом взгляде был вызов, требование.
Жилин медленно кивнул.
— Видел.
Он замолчал на мгновение, осмысливая собственные слова, затем добавил:
— И теперь вопрос не в том, существует ли Рой. Вопрос в том, почему он остаётся призраком для всех, кроме нас. Марцин долго молчал, прислушиваясь к тиканью часов, скрипу кресла.
Наконец Рудольф вздохнул.
— Когда я занялся этим делом, думал, что стандартные методы сработают. Следовали протоколам, собирали свидетельства, анализировали маршруты. Это всегда работало. — Он развёл руками, словно указывая на хаос вокруг. — Но не здесь. Стоит двигаться по привычной схеме — и всё рушится.