Пустой гроб
Шрифт:
Председатель присяжных говорил все с большим воодушевлением, голос его набирал силу, звучал насмешливо.
— Господа, — говорил Миньяс, — тот, кого вы судите, — сын этого человека, сын гения, сын разбойника… До чего же смешно, черт побери!.. А что если Фантомас бросит вам вызов — неужто хоть один из вас осмелится принять его?.. Ни за что на свете, не так ли? И что же?
Несмотря на это, вы собрались здесь, любезнейшие, и готовы объявить войну Фантомасу, осудив его сына… У всех из вас, господа, есть жены, дети, любовницы, вы трудитесь, не покладая рук, копите деньги; все вы мелкие, ограниченные людишки, истово цепляющиеся
Никто не ожидал такой речи.
Сначала Миньяс заявил, что присяжные не должны быть ни адвокатами, ни судьями обвиняемого, чья судьба была в их руках.
За этим громким призывом к беспристрастности последовала самая пылкая, самая непредсказуемая из всех речей, какие когда-либо доводилось слышать присяжным.
Настойчиво подчеркнув, что Бридж — это действительно князь Владимир, сын Фантомаса, виновный в тягчайших преступлениях, Миньяс дерзко посоветовал оправдать его, пригрозив оцепеневшим от ужаса присяжным суровой местью Гения преступников.
Миньяс замолчал, в совещательной комнате воцарилась мертвая тишина.
В растерянности смотрели присяжные друг на друга.
Что ответить? Какое принять решение?
Отважный продавец скобяным товаром заговорил первым, он дерзко возразил Миньясу:
— Признаться, сударь, я не понимаю вас; и вот что я думаю: пусть небезопасно для нас осудить сына Фантомаса, но мы ведь здесь не для того, чтобы думать о своих интересах. Если Фантомас будет мстить, что ж — тем хуже для нас… Мы люди честные и судить должны по чести и совести. Из всех ваших доводов я лично усвоил только одно: сын Фантомаса — гнусный негодяй, он заслуживает смерти! Так пусть его гильотинируют! Потом увидим, что будет. Я думаю…
Никто так и не узнал, о чем думал этот достопочтенный присяжный.
Миньяс резко отпрянул.
Остолбеневшие от удивления присяжные стали свидетелями невероятного, фантастического, чудовищного превращения.
Отступив шага на три, Миньяс, не спуская глаз с присяжных, сорвал с себя черный пиджак и жилет. Он срывал с себя и бросал на пол одежду — так сбрасывают ставшие ненужными лохмотья — и внезапно предстал в облегающем, плотно охватывающем его тело черном трико.
Никто не шевелился, никто не произносил ни звука, а Миньяс тем временем надел черную маску и застыл в причудливой позе.
Тогда только он заговорил:
— Ишь, что надумали, — издевался он, — сначала осудим, а потом займемся Фантомасом! Тысяча чертей!.. Прямо скажем, забавно… Ошибаетесь, друзья мои: сначала — Фантомас,
В руке Миньяса что-то сверкнуло — дуло револьвера.
— Ну! — с вызовом сказал он. — Теперь узнали меня? По-прежнему собираетесь осудить моего сына?
Присяжные от страха побледнели. Раздались крики:
— Фантомас!.. Фантомас!..
Перед ними действительно был сам Фантомас, это он угрожал им револьвером — Король ужасов, злодей и истязатель; это он спокойно взирал на них, ухмыляясь; это он был заранее уверен, что и на сей раз победа останется за ним.
— Фантомас! — перелетало из уст в уста.
— Фантомас собственной персоной! — представился злодей. — Ваш председатель, господа… Раз уж потребовалось сообщить вам об этом — я и есть тот самый Фантомас… А теперь решайтесь, голосуйте… Честное слово бандита — а я всегда держу свое слово — в вашем приговоре я не изменю ни пункта. Считаете нужным осудить моего сына — осуждайте. Захотите оправдать — оправдывайте, в голосование я вмешиваться не буду… Но я не забуду о том, как вы проголосуете.
Последнюю фразу Фантомас произнес так высокопарно, так сурово и властно, что некоторые из присяжных от ужаса едва не попадали в обморок.
Неужто такое возможно? Неужели совещание присяжных завершится страшной трагедией, где в главной роли — сам Фантомас, который сумел-таки возглавить суд присяжных, решавших судьбу его сына?
О, прав был Фантомас — он один повелитель над всеми!
В любой момент мог появиться он, где только захочет, повернуть ход событий в угодном ему направлении.
Разумеется, план Фантомаса можно было бы предвидеть, принять бесчисленные меры предосторожности, попытаться оградить от неожиданностей судебное заседание.
Можно было выделить для охраны Дворца хоть тысячу инспекторов сыскной полиции, а во дворе тюрьмы предварительного заключения замаскировать сотни гвардейцев; сам Жюв и Фандор были в зале, но это не помешало Фантомасу присутствовать на процессе сына и быть там не сторонним наблюдателем, а судьей, и судьей главным.
Презрительно поглядывая на своих коллег, Фантомас вновь заговорил характерным, свистящим голосом, от которого дрожь пронизывала с ног до головы:
— Итак, за дело, господа, принимайте ваше решение. Фантомас запомнит его надолго.
В распоряжении присяжных были белые и черные шары слоновой кости.
Черные шары означали, что обвиняемый признан виновным, белые значили — не виновен.
— Голосуйте, господа, — торопил Фантомас.
Показав пальцем на урну для голосования, он предложил присяжным опустить в нее свои шары.
Началось голосование.
Происходило оно с поразительной поспешностью. Точно охваченные жуткой лихорадкой, присяжные бросались к урне для голосования, чтобы поскорее опустить в нее свой шар, избавиться от неприятной миссии.
Фантомас не трогался с места.
Он ждал, внешне невозмутимый. Когда голосование окончилось, он разразился смехом.
— Смотри-ка, — сказал он, — а вы оказались смышленее, чем я предполагал, вы отлично поняли мои слова… Благодарю вас.
Фантомас захохотал еще громче.
— Немногие могут похвастаться, что заслужили мою благодарность.
Никто не опустил черного шара!
— Подожди, Фандор…
— Жюв, вы делаете мне больно!