Пустой гроб
Шрифт:
Фандор продолжал настаивать:
— Найдите Даниэль, я попрошу у нее разрешения.
— Мадемуазель Даниэль ассистирует профессору, — возразил камердинер, — она да еще старая Фелисите. Похоже, господин профессор поджидал кого-то из коллег, но никто не явился. Сами можете убедиться: в соседней палате я приготовил халат и маску для этого доктора, там они и лежат не тронутые.
Фандор сразу успокоился.
— Так и быть, дружище, я обожду внизу.
Между тем журналист не стал спускаться на первый этаж, он задержался на втором, прислушался, убедился, что камердинер
Узнав, что профессор Дро поджидает ассистента, Фандор страшно перепугался. «Если Поль Дро — сообщник Фантомаса, — рассуждал он, — а в этом, увы, сомневаться не приходится — не его ли хочет выдать он за своего ассистента, не потому ли не допускает никого в операционную; оставшись наедине с Фантомасом, профессор будет выполнять его указания, захочет Фантомас — и Элен умрет под скальпелем или хлороформом… Я не позволю осуществиться коварным планам», — прошептал Фандор.
На цыпочках прокрался он в крохотную палату, где, как сказал камердинер, было приготовлено все необходимое для ассистента профессора.
— Мадемуазель Даниэль!
— Да, господин профессор!
— Обе больные уснули?
— Можете сами удостовериться, господин профессор.
Даниэль сидела на табурете рядом с операционным столом.
Она шепотом отвечала на вопросы профессора; одной рукой Даниэль поддерживала голову мертвенно-бледной, погруженной в сон пациентки, а другой, с помощью специальной маски, давала ей вдыхать смесь кислорода и хлороформа.
Сцена происходила в огромном помещении с застекленной крышей, сквозь которую падал резкий прямой свет.
Углы операционной были закруглены, пол и стены облицованы блестящей фаянсовой плиткой, оборудование — самое современное; здесь были все последние новинки, от автоматических установок для мытья рук до резервуаров с проточной дистиллированной водой, предназначенных для бесперебойного мытья инструментов.
В центре возвышался операционный стол, но вот что странно — этот стол не был единственным, как не единственной была и пациентка.
На втором операционном столе тоже лежала уснувшая больная, и этой второй женщине старая медсестра Фелисите тоже давала хлороформ.
Профессор Поль Дро, весь в белом, готовился начать операцию.
На руках у него были тонкие резиновые перчатки, на лице — маска из марли. Маска почти полностью закрывала лицо и оставляла открытыми лишь глаза, горевшие темным, ожесточенным блеском.
Профессор расхаживал по операционной.
Время от времени он тяжело вздыхал, касался ланцетом руки одной из пациенток, затем в раздумьи отступал назад.
— Эта операция, — обратился он к Даниэль, — самая смелая из всех, что я делал. Если она удастся, Даниэль, это станет главным событием века в хирургии.
Медсестра смотрела на него с нескрываемым восхищением; профессор подошел к больной, лежавшей справа, нежно прошептал:
— Бедная, дорогая моя девочка… Тебя хочу я спасти, красавица моя, ради тебя иду на риск, предпринимаю эту неслыханную операцию. Ради одной тебя, — продолжал он, склоняясь все ниже, — ради того, чтобы ты вновь обрела угасший разум, невинное дитя… В твоем сердце должна затрепетать новая кровь, и эта новая кровь наполнит твои артерии. Твой атрофированный мозг, умерщвленный пережитыми волнениями, насытится новой кровью и возродится, вобрав в себя чужую жизнь. Тогда снова обретешь ты разум, снова станешь прежней Дельфиной.
Профессор сделал знак медсестрам, и те подошли ближе к операционным столам; все готово было к эксперименту, белые обнаженные руки пациенток, словно случайно, соприкоснулись, встретились.
Поль Дро помедлил, пристально посмотрел на своих пациенток.
— Увы! — чуть слышно сказал он. — Ничего не поделаешь… Одну из них я спасу, вторую принесу в жертву. Ужасно… но выбора нет…
Хирург все еще колебался.
— Вправе ли я? — терзался он.
Но вот решение принято:
— Не все ли равно!
Обычный человек исчез, остался только хирург.
Никакого сострадания не испытывал он к той, что приносил в жертву, никакой тревоги за ту, что собирался спасти.
Все исчезло, остался лишь скальпель в его руке и два объекта эксперимента, два анонимных существа, равных в своей обезличенности. Одним движением профессор рассек артерию на руке бедной жертвы, распростертой рядом с Дельфиной.
Затем, зажав большим пальцем рану, чтобы не брызнула кровь, другой рукой он рассек артерию на руке у Дельфины.
С помощью специального устройства профессор соединил кровоточащие раны, потом наложил жгуты.
— Теперь, — возбужденно говорил он, — точно такие же разрезы я должен выполнить на ногах. По законам кровообращения кровь из одного тела перейдет в другое, Дельфина будет спасена, ну а другая…
Профессор говорил все громче.
Он не замечал, как встревоженно смотрят на него медсестры, не слышал, как открылась дверь операционной, как кто-то вошел.
Вошедший стоял рядом с хирургом, совсем близко, почти касаясь его плеча; это был человек среднего роста, на нем был белый халат и маска из нескольких слоев марли, доходившая почти до бровей, на голове — белый колпак.
Был ли это тот самый врач, которого ждал Поль Дро?
Профессор не успел задать себе этот вопрос.
С ненавистью взглянув на него, незнакомец негромко проговорил:
— Убийца! Подлый убийца!.. Теперь я понял, что вы задумали… я слышал, о чем вы здесь разглагольствовали… Чтобы спасти свою возлюбленную, вы готовы пожертвовать другой жизнью, вы делаете это ради безумной Дельфины Фаржо… Не удивляйтесь, что мне известно ее имя, я знаю ее; ни о чем не подозревая, мы доверили вам нашу больную, а вы хотите принести ее в жертву. Вы просчитались, профессор, я люблю эту женщину, прежде чем убить ее, вам придется убить меня.