Пустой Сосуд
Шрифт:
Эши же молчал, не отрывая глаз от стола. Квадратные монетки с неразборчивым оттиском и толстой каймой дразнили его тем, как мало их осталось в семейной мошне. Отец никогда не допускал такого даже в те тяжкие сезоны, когда воды Ашамази отступали от берега под натиском солнечного жара и не давали наполниться оросительным канавкам по всей плантации. Посевы сохли и гибли, но казна Бенезилов никогда не пустела настолько.
– Ну и молчи, – Сайат явно надула губы в напускной обиде. – Тогда все хрящи тебе в тарелку пойдут.
Неудачливый
– Я до берега, – бросил Эши, протягивая руку за копьём. – Техеш утром что-то говорил про ещё одного крокодила.
«Про наш обед до следующего полнолуния».
– Ну-ну, вперёд, – угрюмо сказала Сайат. – Раз не хочешь с женой делиться печалями…
– Ты о чём? – плантатор встал в проходе, опустив копьё на пол.
– Мы же договаривались, что ты не будешь меня держать за дуру, – жена тихо всхлипнула. – Думаешь, я не знаю, зачем ты полдня в наших деньгах копаешься?
– Сайат…
– Опять мы на мели, да? Опять.
– Сайат.
– Насколько всё плохо? – она отложила топорик и развернулась, чтобы муж видел её покрасневшие глаза.
– Плохо, – Эши выпустил копьё и дал ему завалиться на пол. – Мы сможем попросить твоих родителей помочь?
Глубокие складки пересекли лоб Сайат, затрясся её острый подбородок – предвестники скорых слёз в усталых глазах. Наверняка, она вспоминала о том первом разе, когда Эши, покорно склонив голову, просил её отца о долге. То презрение, с которым на него тогда взирал старик Кош, он не мог забыть и сам. Пожалуй, род Бенезилов едва ли знал много более позорных дней.
Понять Коша было можно, невзирая на ту боль, которую испытывал Эши. Уже давно, едва Альдеварр вцепился в земли вокруг Ашамази, Брейхи Бенезил вознамерился укрепить связи с другими семьями Ашмазира. Он ответил скорым согласием на сватанья Клавидара к Итаки, которые больше походили на всё более жаркий шантаж. Когда же окреп и Эши, отец предложил Кошу, гончару из добротного района столичных ремесленников, выдать вторую дочь за наследника своих плантаций.
Кто бы из них подумал, что от угодий останется жалкий лоскут, а старший рода Бенезил на коленях будет просить об одолжении?
– Ещё раз просить отца? – Сайат уткнулась лицом в ладони. – Опять долг, да?
– Мы выплатим его, как и в тот раз, – уверил Эши.
Он бросился к жене с распахнутыми объятиями, но та сразу отпрянула.
– В тот раз ты расплачивался целый год, – припомнила она сдавленно. – Я ничего не понимаю… Ты же недавно продал папирус на рынке, неужели этого не хватит, чтобы откупиться от законников?
– За полцены продал, – Эши хотел вздохнуть, но от напряжения получился протяжный рык. – Бахру не взял товар, потому что ехал в Левианор. Говорит, там им папирус не нужен…
– Да Змей бы пожрал его! Что, на всём рынке не нашлось других
– Нашёлся. Но за полцены.
– Ты даже не торговался, да?
– Они упрямые! – прикрикнул Эши и тут же пожалел об этом.
– Значит, и пытаться не надо? – похлипывая, сказала Сайат.
Эши отвернулся и потянул себя за волосы на затылке, пока боль не пронзила череп. Горечь не давала ему думать: она зарождалась на языке, проникала в горло и покрывала сердце жарким пламенем. Терзала она и язык, заставляя Эши бороться со словами, произносить которые не следовало.
– Что… Что я должен был сделать, по-твоему? – выдал он сквозь зубы. – Послать законников нахер?
– Понятия не имею, – гнев зарождался и в голосе Сайат. – Сделать хотя бы так, чтобы на столе было что-то кроме тухлых крокодилов. Как знать, Эши, если бы я не жрала помои, может, и дети наши не выходили б из меня кусками мяса и кровью?
Злоба смешалась с отчаянием, и вместе они захлестнули его душу похлеще песчаной бури на стыке сезонов. Эши замахнулся, ударил ладонью по стене и скорчился от боли в запястье. Казалось, что хрустнула каждая кость от пальцев до плеча. Он закусил губу, тихо простонав.
Эши хотел взглянуть на жену, её веснушки и аккуратную улыбку, но Сайат отвернулась, чтобы он не видел её слёз.
– А если я скажу, что есть один способ заработать, но он такой же ненадёжный, как тот, кто его предлагает? – тихо спросил Эши.
– Тогда я бы спросила, почему ты хотя бы не пробуешь, – рука Сайат взметнулась, чтобы вытереть слёзы на щеке.
– Потому что это не то, чем я хотел бы заниматься. Не так я хотел прокормить нашу семью.
– А голодать в надежде, что кто-то заплатит за чахлый папирус, ты хотел? – жена вздохнула. – Ты ведь понимаешь, что никакой семьи не получится от такой жизни?
Эши повёл головой и сощурился. Он не знал, говорила ли Сайат о нерождённых детях или собственном намерении просить старейшин Ашмазиры освободить её от брака. Так или иначе, ему это не понравилось.
– Солнце моё, – Эши протянул руку, но дотронуться до неё не решился. – Я боюсь того, что придётся сделать ради того, что предлагают эти люди.
– Значит, и мне знать об этом не обязательно, – Сайат наконец обернулась: глаза её налились кровью, а лицо осунулось и блестело от слёз. – Деньги есть деньги, дорогой. Это наша жизнь. Делай, что должен, чтобы она продолжалась.
Эши покивал – скорее сам себе, чем жене. Он медленно наклонился, коснувшись коленом пола, неспешно подобрал копьё и долго рассматривал этот заострённый прут с его тёмными сучками и узкими трещинами по всей длине, в которых собиралась засохшая кровь.
Плантатор кивнул в последний раз, закинул копьё на плечо и отправился к выходу из дома.
– И куда ты? – бросила ему в след Сайат.
– На меня сегодня не готовь, – ответил Эши, обернувшись на несколько мгновений. – Придётся заночевать в Зан-ар-Думе.