Пустой стакан
Шрифт:
– Все это. Выставка, люди... Вы же понимаете!
– О, поверьте мне, выставку организовать не так уж сложно...
– он рассмеялся. Моя чашка в его руках смотрелась странно и тревожно. Он, сидящий в моем кресле, словно занимал мое место. А я чувствовал себя здесь гостем.
– И людей? Тех, что купили все мои картины? Это - тоже просто?
– А вам не приходило в голову, что вы - очень талантливый художник? И в этом, собственно, и кроется причина такого бурного успеха? Немного рекламы, немного прессы, немного связей в определенных кругах... Вы не думали об этом?
Я думал.
– Ну, хорошо. Пусть будет так, как вы говорите, - я опустошил бокал и потянулся за бутылкой. Вино приятно расслабляло, и мне не хотелось спорить. На самом деле я уже знал правильный ответ. И вино тут было совсем ни при чем.
– Что я вам за это должен? Процент? Или определенную конкретную сумму? Я совершенно не разбираюсь в подобных вещах. Если так будет на постоянной основе, то я...
Он поднял руку, обрывая меня, и покачал головой:
– Бросьте. Свою цену я назвал сразу. И как раз за платой и приехал, вы ведь помните? Вы рисуете меня. Раз в месяц. А за это получаете любовь и славу. Ну и деньги, разумеется. Впрочем, если вы все еще сомневаетесь в моих словах или не доверяете - мы можем подписать договор.
Бокал дрогнул в моей руке. Я действительно ожидал этих слов и, если честно, морально был вполне готов. Понимая, что назад дороги уже нет.
– Кровью?
– я криво усмехнулся и плеснул вина в бокал. Пролил, разумеется.
И тут он расхохотался. Негромким, хорошо поставленным смехом, который только добавил всему происходящему театральности. И я снова ощутил себя участником чьей-то постановки. Да что там... я отлично знал, кто автор этой пьесы.
– А как по-вашему? Я действительно похож на дьявола?
– проговорил он, отсмеявшись.
– Откуда мне знать? Дьявол обычно не заходит ко мне вечерком чаю попить, знаете ли...
– Ну нет, вы что-то слишком высоко меня забросили. Поверьте, я даже на свиту Воланда не тяну. И имел в виду вполне обычный договор, чтобы вы не сомневались в том, что я не собираюсь претендовать на вырученные с продажи картин деньги. В наше время подписанная бумага значит очень много. Впрочем, так было испокон веку. Чернила стоят дороже, чем кровь.
– Очень мило, - пробормотал я в бокал, - но все равно ничего не объясняет.
– А вам обязательно нужно объяснение? Иначе вы не сможете спокойно спать? Хорошо, я объясню вам. Вы правы, дело действительно во мне. Понимаете, люди меня любят.
– Я очень рад за вас, и что?
– Нет, вы не понимаете. Если уж хотите какой-то мистики - то будьте готовы ее принять. И не играть в средневековые игры. Вы ведь действительно были согласны продать мне душу. И за что? За деньги? Или вы настолько устали от своей невостребованности? А зачем вам вообще признание? Уж не за тем ли, чтобы донести свое виденье мира до других людей? Душу... Да что вы вообще об этом знаете?.. Впрочем, это все лирика. Правда заключается в том, что люди, только увидев меня, проникаются ко мне любовью, симпатией. Я им нравлюсь, понимаете? Нравлюсь очень сильно. И не только я. Все, что меня окружает, все, что так или иначе связанно
Я не выдержал и снова усмехнулся. Определенно, комфортно я себя не чувствовал.
– Да бросьте, - улыбка на его лице снова стала уверенной и даже с каким-то оттенком превосходства.
– Вы же сразу захотели меня рисовать, как только увидели. Каждый реагирует по-своему, я задеваю самые тонкие струны души. А в сочетании с вашим талантом выражать подобные вещи... Вы сами видели результат.
О да, результатом я был впечатлен. То, что он мне сейчас говорил, звучало довольно-таки безумно, но, учитывая, что еще пять минут назад я был готов поверить, что он дьявол, - о каком безумии вообще могла идти речь?
– Все это и здорово, и замечательно, но я-то вам зачем? Я имею в виду эти картины? Неужели вы такой поклонник моего искусства?
– Зачем мне ваши картины... Вы уверены, что действительно хотите это знать?
– Разумеется, хочу! Это же мои картины!
– я почувствовал, что слегка опьянел. Возможно, потому что с утра толком ничего не ел.
– Хорошо. Я вам сейчас покажу.
Его голос оставался спокойным и ровным, но что-то в нем изменилось. Он хозяйским жестом взял с полки лист для набросков и карандаш.
Движения его были быстрыми, уверенными и плавными. Я смотрел не отрываясь все то время, пока он рисовал, и молчал. Минут через пять он протянул листок мне.
Я взял его и едва сдержал крик. И по моей спине поползли мурашки.
Мой портрет был нарисован с такой точностью, словно мою фотографию обработали в графическом редакторе. Нарисовать такое за пять минут было совершенно невозможно. Но шокировало меня не это. Это было мое лицо, ничего больше, обычное, я был уверен, что и выражение его было таким же, с каким я смотрел, как он рисует. Но я на этом рисунке был мертвым. Абсолютно точно. Так, словно он запечатлел кадр, где я уже умер, но сам этого еще не понял. Я выронил лист, и он плавно опустился на пол.
– Чт-т-то это значит?..
– едва выдавил я из себя.
– Ничего страшного, не волнуйтесь, - он усмехнулся.
– Не волнуйтесь?!! Но вы нарисовали меня мертвым! Зачем?
– Нет, вы не поняли. Я не рисовал вас мертвым. Я просто нарисовал ваше тело. Без души. Вот так это и выглядит.
– Но... почему?
– я протянул руку и сделал глоток прямо из горла бутылки, почти не ощутив вкуса.
– Потому что я не умею рисовать душу. Я ее просто не вижу.
– Не можете нарисовать?.. Я не понимаю...
– В этом все и дело: вы даже не понимаете, как можно не видеть душу. Вы знаете, я бы мог, наверное, стать гениальным художником, возможно, самым известным в этом столетии, но... Увы. Как вы думаете, много людей захочет смотреть на такие картины?
Я определенно знал одного. Но промолчал. А он тем временем поднял лист с пола и повертел в руках.
– Теперь вы поняли?
Я, разумеется, не понял ни черта.
– Но... почему так? Я никогда не задумывался об этом... Душа... Что это вообще такое?