Пустые шкатулки и нулевая Мария. Том 1

Микагэ Эйдзи

Тогда я не смогу выполнить мое единственное желание – «прожить сегодняшний день, ни о чем не жалея».

Вот откуда это удобное правило.

Да. Этот мир создан исключительно для моего удобства.

И все же –

И все же… что? Не могу думать о том, что будет дальше.

У меня такое чувство, что мне нельзя думать об этом.

Так

что я выбрасываю эту мысль из головы и меняю тему.

– Ты никогда не думала, что «любовь» похожа на то, как если пролить соевый соус на белое платье?

Она склоняет голову вбок; похоже, мою метафору она не поняла.

– Представь себе, что ты пролила соевый соус себе на белое платье, представила? Даже когда ты его вытрешь, пятно останется. Оно останется навсегда. И когда ты его потом увидишь, ты вспомнишь: «Ааа, здесь я пролила соевый соус»; и так будет всегда. Пятно не сойдет никогда, и поэтому ты тоже никогда не забудешь.

Я открываю ящик буфета.

– Меня от этого тошнит.

Я крепко берусь за рукоятку кухонного ножа, который лежит в этом ящике.

– Я имею в виду – от того, что такое вот пятно меня сломало.

Я достаю нож из ящика.

Я уже несколько раз пользовалась этим ножом для одной и той же цели. Он здесь самый острый.

Увидев, что я держу нож, она бледнеет.

– Что ты делаешь? – спрашивает она; хотя, держу пари, она более-менее уже догадывается. Но она не может поверить, что я способна это сделать.

– Хочешь узнать, что я делаю? Эхехе…

Знаешь? Мне правда жаль. Скорей всего, я делаю именно то…

– Я тебя отменяю!

…что ты подумала.

Я ***нула ****** кухонным ***ом.

Я пытаюсь не впустить в себя то темное, ранящее чувство, которое сейчас возникнет. Несмотря даже на то, что сопротивляться бесполезно, несмотря даже на то, что для моей цели я должна впитать его сполна, я все же пытаюсь противиться. Потому что я не хочу это чувствовать. Потому что до сих пор я действовала так, словно это чувство мне незнакомо.

Она рухнула на пол и истекает кровью.

Ей явно больно. Какая жалость.

Возможно, я промахнулась. Я должна была **ить ее по возможности безболезненно.

– Знаешь, так промахиваться страшновато. Мальчики могут быть просто нереально сильными, если их загнать в угол. Даже самые худые намного сильней, чем я. Когда тебя бьют с такой силой, это очень больно. Но гораздо страшнее их глаза. Они смотрят на меня, как на мусор. Почему же я снова промахнулась? …Ааа, ну конечно.

Я воспользовалась дешевым ножом, просто потому что он классно выглядел. Убить человека такой штуковиной очень трудно, ты знаешь? И очень неприятно. Колоть, резать людей – очень неприятно. Гадко! Меня даже рвало. И еще я плакала, я спрашивала себя, почему я должна делать такие гадкие вещи. Но знаешь? В конце концов, снова и снова происходит одно и то же, потому что человек, о котором идет речь, делает одно и то же. И из-за этого будущее, о котором я мечтаю, никогда не наступит. И что же мне делать, кроме как стереть этого человека? По-другому никак, правда ведь? Разве это не жестоко? Почему я должна делать такие вещи?

Она смотрит на меня бессильным взглядом.

– А знаешь что? Может, мне даже и не нужно было бить тебя ножом. В общем-то, для «отмены» нужно только настроиться правильно. Но знаешь, я не нашла другого способа. Я не могу «отменить» кого-то, кроме как убив его своими руками. Не так-то легко «отменить» человека, этого надо пожелать изо всех сил. Я кладу груз себе на сердце, чувство вины. И потом заставляю себя бежать от этого человека. И только после этого я могу искренне чувствовать, что не хочу больше его видеть – и я его «отменяю». Никто больше не помнит этого человека, что бы там ни происходило.

Она роняет голову на пол, не в силах больше удерживать ее вертикально.

– Я знаю! Это я виновата, да? Я во всем виновата, да? Но скажи мне, что мне делать? …Прости. Ты не знаешь, да? Ааа, зачем вообще я столько говорю? Я знаю. Мне так тревожно, так тревожно, так тревожно, я просто не могу стоять молча. В душе я надеюсь, что ты простишь меня, если я расскажу, зачем я все это делаю. Но я знаю; ты меня не простишь, это невозможно, да? Мне жаль. Мне правда очень жаль. Мне жаль, мне жаль. Прости, что я такая эгоистка. Но знаешь что? Мне ведь самой хуже всех. Я виню себя, и за дело. Я знаю, что поступаю очень плохо. Поэтому, если честно, мне без разницы, что ты обо мне думаешь.

Да с кем я вообще разговариваю?

Впрочем, нутром чую, что все это не имеет значения. Я все равно не обращалась к кому-то конкретному. Вот эту лежащую передо мной девчонку я даже и не считала своей «подругой».

Все равно я одна.

– Н-нет…

И все-таки я не хочу это признавать.

Хотя от этого я лишь сильнее осознаю свое одиночество, я не могу удержаться от крика.

Пожалуйста, приди!

Приди скорее!

– К а д з у - к у н!

Интересно, кстати, когда… когда я начала обращаться к нему по-простому? Он так часто за все эти повторы разрешал мне так к нему обращаться, но только всякий раз забывал.

И тут дверь открывается.

Он пришел.

Тот, кто мне нужен больше всех, Кадзуки Хосино, пришел.