Пустые шкатулки и нулевая Мария. Том 1
Шрифт:
Я склоняю голову набок.
Не знаю, на кого Мария зла сильнее – на виновницу, меня или себя, – но она раздраженно выплевывает:
– Я уже много раз проиграла «владельцу».
– Коконе.
– О, к нам прибыл герой-любовник, Кадзуки Хосино собственной персоной!
Коконе, как обычно, начинает подкалывать.
Сейчас обеденный перерыв. Утренние уроки мы прогуляли, и по этому поводу все начали было подтрунивать, но благодаря полнейшему молчанию Марии быстро от нас отстали. Впрочем,
– Слушай, Коконе. По правде сказать…
Я затыкаюсь на полуфразе. Потому что веселое лицо Коконе внезапно посерьезнело, и она ухватила меня за рукав.
Кинув взгляд на Марию, Коконе тянет меня прочь из класса.
– Кадзу-кун, пожалуйста, ответь мне честно, не увиливая.
Выйдя из класса, Коконе выпускает мой рукав, затем продолжает.
– Что у тебя с Отонаси-сан?
– …Зачем тебе это?
Я спрашиваю, хотя уже знаю ответ. Коконе опускает глаза и молчит.
– Я не могу в двух словах описать мои отношения с Марией.
Коконе продолжает молчать, глядя в пол.
– Но я люблю кое-кого другого, не Отонаси-сан.
При этих словах Коконе распахивает глаза и заглядывает мне в лицо.
– Значит…
Ничего больше, однако, Коконе не произносит, лишь поводит глазами. Я не упустил это ее движение.
Она заглядывает в класс и ищет кого-то.
Ее взгляд останавливается.
Она смотрит – на Касуми Моги.
Первого марта я еще не был влюблен в Моги-сан. А за все время 27755-го раза я с ней пока не пересекался.
– Коконе, по правде говоря, я хотел попросить тебя кое-что сделать. В смысле…
– Ага. Можешь не продолжать. Кажется, по нашему разговору я уже поняла, – с улыбкой отвечает Коконе. – На кухне после уроков – тебя устроит? Там я тебе скажу все!
«Почему на кухне?» – удивленно думаю я, но тут до меня доходит. Ну конечно, Коконе же в кружке домоводства.
– Скорей всего, там больше никого не будет.
Я киваю в ответ; она вновь смотрит на меня. Не могу понять по ее лицу, о чем она думает.
– Кадзуки.
Меня зовет Мария, все это время наблюдавшая за нами из-за двери. Видимо, это знак, чтобы я закруглялся.
– Ну, пока, – говорю я Коконе и разворачиваюсь.
– Ай, погоди секунду! – останавливает меня она. Я вновь оборачиваюсь к ней.
– Эмм, можно спросить? Да, ну ты можешь не отвечать, конечно…
– Да?
– Кто этот человек, которого ты любишь, Кадзу-кун?
Я отвечаю не раздумывая.
– Моги-сан!
Услышав эти слова, Коконе тут же опускает голову и прячет лицо. Но я успел заметить выражение на этом лице.
Коконе улыбалась.
После школы.
Из кухни доносится вопль. Вбежав туда, мы сразу понимаем, что все пошло наперекосяк.
Мы упустили этот супершанс.
Как и было задумано, на кухне Коконе Кирино и Касуми Моги. Нет, правильнее было бы сказать – здесь т о л ь к о ч т о б ы л и Коконе Кирино и Касуми Моги.
Кухня вся забрызгана кровью.
Виновница держит окровавленный кухонный нож.
– Кадзу-кун.
Она меня заметила, но выражение ее лица совершенно
– …З-зачем…
Совершенно не укладывается в голове. Зачем ей делать такое?
Моги-сан смотрит на меня, вся в крови. Бесстрастная, как всегда. Но я вижу обвиняющий огонек у нее в глазах.
Ааа, ну конечно. Да. Несомненно, и моя вина есть в том, что случилось.
– Жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить, жить… [5]
5
В оригинале здесь двусмысленность. Касуми произносит «итайё», что может означать дословно либо «мне больно», либо «я хочу быть/оставаться». Впоследствии станет ясно, что она имеет в виду второе.
Моги-сан бубнит себе под нос безостановочно, словно ругается.
Не хочу это слышать. Хочу закрыть уши. Но не могу даже попытаться. Мое тело перестало мне подчиняться, как только я увидел окровавленное тело Моги-сан. Ее слова вторгаются мне в уши. Я отчаянно пытаюсь не понимать, что значат эти слова. Но бесполезно – слова обрушиваются на меня лавиной, наваливаются, обволакивают все мое парализованное тело.
Моги-сан говорит.
Она произносит слова, которые обвиняют.
– Жить!!
27755-й раз (2)
– Может, поздновато уже, но я поняла, что ты мне не нужна.
Она наклоняет голову вбок. Видимо, для нее это слишком неожиданно.
– Вообще-то я давно уже заметила, что ты мне мешаешь. Но я не хотела быть жестокой. Все же мы были «подругами».
Только вот теперь мы уже не подруги.
Думаю, она по-прежнему считает меня своей «подругой». До вчерашнего дня мы были настолько близки, что могли делиться своими проблемами в любовных делах. Но я изменилась, я теперь думаю по-другому. Поэтому мы больше не «подруги».
Это не просто моя проблема. Она не в состоянии усомниться во мне, хоть я и изменилась. Даже когда я говорю с ней совершенно не так, как раньше, она не может этого заметить.
…«Никто не может помешать мне меняться».
Таково правило этого мира.
Допустим, в нормальном мире я меняюсь, а все остальные нет. Возьмем вот ее; она считает меня своей подругой. Поэтому если я буду меняться, она заметит, что со мной что-то не так. Это уже не даст мне меняться свободно. Примерно так же, наверно, будет реагировать человек, если кто-то придет после летних каникул, на которых перекрасился в блондина. Если я окажусь в такой среде, где не смогу меняться свободно, мои возможности будут ограничены.