Пустынный океан
Шрифт:
— Господин Ориас сильно пострадал в бою, но, по словам лекарей, он выживет, сильный. Однако, прогноз на будущее неутешительный. Рана глубокая, некоторые органы были задеты. Больше сражаться он не сможет.
Бурлившая во мне кровь медленно остывала лишь от одной мысли, что сейчас маар корчится где-то в старой избе от невыносимой боли. Я ведь обещала ему спокойную жизнь, наполненную радостью, наполненную чем-то, что даст ему новое дыхание, но в эти обещания не входила боль и шаг на пороге смерти.
— А Господин Альфинур…Мы не нашли его. Жители видели его в сражении, но, что произошло дальше…Думаю, маар сможет все рассказать, как очнется.
— Как это…не нашли?
— Госпожа, наверняка, Господин вновь
— Альфинур не мог уйти…
Меня охватила дрожь и сильно затошнило. Остановившись, я отвернулась к кустам, пытаясь глубоко дышать. Ноги подкашивались, вся бушующая энергия испарилась в одночасье. Успокойся, Эолин, ну же…Сейчас нужно срочно написать письмо Валефору. Пусть вышлет помощь и пусть стражи заберут отсюда Баала. Нужно…успокоиться, да. Еще ничего не известно, а у меня уже перед глазами темнеет. Где же та уверенность…Почему месть так легко уступает страху?
— Госпожа, все закончилось…
— Ничего еще не закончилось. Все только начинается.
— Госпожа, вам нужно от…
— Отведите меня к Ориасу.
— Но он…
— Почему мне все приходится повторять по два раза сегодня!? — крик вырвался внезапно даже для меня. Стражи, прижав к головам уши, покорно склонились, поворачивая в другую сторону. В ту, откуда пахло гнилью и жареным мясом…
Из наблюдений одного старого дворецкого
Господин слишком пристрастился к алкоголю. Постоянное ожидание вестей сводило на нет природную горделивость, и его умная голова с каждым днем все ниже и ниже клонилась к столу, одурманенная коньяком или ромом. Слишком горд, чтобы признать, слишком чувствителен, чтобы выдержать. В этом была проблема Господина, чьи способности в науках и магии были поистине велики. Я последовал за ним из опалового клана в надежде увидеть, как он, наконец, обретет долгожданное счастье, однако, предательство из прошлого гложет его до сих пор, не давая наслаждаться жизнью сполна. Он не умеет быть честным с самим собой. Прячется за маской с непроницаемым лицом, пугает окружающих скрытой мощью, не позволяет никому заглянуть в свою душу, беря за основу образ кровожадного вампира, коим когда-то пугали маленьких детей.
Свой среди чужих. Чужой среди своих. Он никогда не расскажет Госпоже о своем прошлом, никогда не даст ей повода узреть в нем слабость. Он хочет стать для нее крепкой опорой, но не понимает, что она хочет честности, которую Валефор дать не сможет. Слишком много предательства, слишком много ожиданий, слишком больно ударили в спину те, что казались семьей.
Один из старших сыновей. Плод отнюдь не любви. Виноват ли он в том, что его мать изнасиловал вампир, которого та хотела казнить? Странная история, клану запрещено её разглашать, однако, история полюбится многим девушкам, жаждущим узреть нечто запретное, но не лишенное чувств. Она — Императрица, он — аристократ, отправленный на казнь в наказание за убийство. Она — наивна и чувствительна, он — хитер и силен. Как их свела судьба? Этого никто не знает, но он явно не хотел умирать, не оставив в этом мире наследника.
В Валефоре действительно течет сильная кровь. Он не знал любви матери, что видела в нем свою прошлую неспособность дать отпор мужчине. Он был талантлив, он был гордостью клана, он был её личным позором. Помню, как укрывал мальца за собой, пока тот кричал от боли, смотря на изрезанные пальцы, как плакала утонченная Императрица, размахивая окровавленным ножом. И вот ведь новость —
Жаль, что его первой любовью оказалась та девушка из Сапфирового клана. Впервые его глаза горели страстью и огнем, впервые он был готов пожертвовать собой ради кого-то. Любила ли она его? Нет, я знал это, я говорил ему, но что влюбленному до бредней старика…Неглупая, но развратная девица. Изменила ему с Табрисом, пожелав того в свой гарем. Не думаю, что Валефор закрылся в тот момент, он никогда никому ничего не прощает, и судьба все повернула так, как было угодно ей. Когда Императрица согласилась на брак своего старшего сына с девушкой с нечистой кровью, показывая тем самым свое пренебрежение, я за много лет увидел на его лице улыбку. Это была месть. Он знал, что Табрис жаждал нынешнююГоспожа, он знал, что этим браком избавится от влияния клана. Думаю, тогда, когда дочь Сапфирового клана пришла к нему просить вернуть его любовь, он испытал истинное удовольствие в жестоком отказе.
И что теперь? Расчетливый вампир, выросший без семьи и привыкший брать все в свои руки, сейчас вновь приказывает мне принести к нему в кабинет коньяк, чтобы глупым образом утихомирить свое беспокойство. Не знаю, что произошло между Валефором и Госпожой, но я рад за то, что хотя бы так, но он показывает свои истинные чувства. Какой же вы глупый, когда дело касается любви, Господин. Если любите, то скажите, не надевайте маску перед теми, кто вам дорог. Почему ждете письма, но не решаете написать сами?
Но не выпить вам сегодня коньяка. Ночной стук в дверь привел неожиданных гостей…
Он был таким бледным, таким холодным и измученным, что на глаза невольно наворачивались слезы. Великий и могучий воин…Стражи с восхищением рассказывали о силе Ориаса, о его хладнокровии, но…Так ли важно это сейчас? Я скомкано улыбалась, изредка кивала, понимая, что окружающие меня люди пытаются своими речами оказать поддержку, и было бы грубо игнорировать такую неуклюжую заботу. Однако, глядя на замотанного в окровавленные бинты маара, чья грудь редко вздымалась, я с трудом держала себя в руках. Молча крутила в пальцах потрепанный марлевый бинт, вытаскивая из него пожелтевшие нити. Около часа я пела над измученным телом, пытаясь хоть так облегчить чужую боль, но Ориас не просыпался. После песни он лишь мирно засопел и перестал крутиться в постели. По словам лекаря, оказывавшего маару первую помощь, у Ориаса были сильные повреждения: несколько переломов, при которых осколки костей вонзались в органы и мягкие ткани, прокус клыков в правой ноге, отравление организма смертельным ядом, — при всем при этом он уже должен был быть мертв, но он выжил. Потому что он обещал.
Дверь в избу заскрипела, и на пороге появился старый лекарь, что хромая подошел к постели маара. Он молча окинул тело строгим взглядом, недовольно цыкнув в конце.
— Столько смертей, столько жертв…
Я ничего не ответила. Мы сделали то, что смогли, освободили деревни от черни тяжелой ценой, однако, если бы чернь продолжала расти, они бы умерли все. Вот только те, чьи родные погибли в этот день, наверняка не думают таким образом. Для них — Баал убийца, был ли он в своем разуме или нет. Я для них — спаситель, развеявший чернь, но…Именно я послужила причиной пробуждения этой самой черни. Получается, во всех смертях виновата я?