Путь диких гусей
Шрифт:
Две собаки, которых она приласкала, неотступно следовали за ней. Зайла кинула им кости, найденные в землянках, и те с жадностью смотрели на нее, ожидая, что она даст им что-то еще не менее вкусное.
— Однако возьму я вас, собачки, с собой. Поплывете? — обратилась она к ним, подведя коня к самой воде, где стояла наполовину вытащенная на берег лодка.
Собаки молчали и преданно смотрели ей в глаза, активно помахивая лохматыми хвостами.
— Вижу, что согласны, вижу… — продолжала она беседовать с ними, отвязывая Едигира от седла, — вместе нам будет
Самое трудное было опустить Едигира на землю и втащить в лодку. Зайла сообразила, что нужно привязать ему ноги к седлу, а голову опустить вниз, а потом потихоньку ослаблять веревку. Так она и поступила и, тяжело дыша и обливаясь потом от неимоверных усилий (он был раза в два тяжелее ее самой), наконец опустила сибирского правителя на землю.
Подтянув его к самой лодке, с трудом втащила внутрь ее и столкнула в воду. Потом подозвала собак и, поглаживая по голове по очереди каждую и не переставая нашептывать им ласковые слова, заставила забраться в лодку.
Зайла осторожно села в лодку, оттолкнулась веслом. "Теперь мы спасены!" — подумала она и все внутри запело, заликовало. "Гей!" — громко крикнула она и сделала сильный гребок. Лодка легко слушалась ее и уверенно шла к середине реки.
Хромая лошадь, освобожденная от всадника, вначале не поняла, что ее оставляют одну в незнакомом месте, а потом, подняв высоко голову, глухо заржала и бросилась в воду.
Зайла, увидевшая это, даже скорее, услышавшая громкий всплеск, повернулась к берегу и громко закричала:
— Куда ты, глупая?! Тебе же не доплыть с раненой ногой! Вернись!
И лошадь как бы поняла ее крик и повернула обратно к берегу. Выбралась на песчаную отмель, отряхнулась всем телом и медленно побрела вдоль берега, не желая выпускать из вида уплывающую лодку с людьми, удерживаемая незримой нитью привязанности к хозяину.
— Глупая, какая глупая! — повторяла Зайла, и слезы закапали из ее черных глаз. — Ну, не тащить же тебя за собой?! А так нас быстро найдут и схватят… Что же делать?! Что?!
Но тут застонал Едигир и чуть повернулся, едва не перевернув утлую лодчонку. Зайла одновременно обрадовалась, что любимый подал признаки жизни, наконец-то пришел в себя, и испугалась. Испугалась за него, что если сейчас перевернется лодка, то она не сможет" спасти его, и он неминуемо утонет.
— Миленький, осторожней, миленький… — зашептала она, — лежи, лежи тихо и не шевелись, а то погубишь нас обоих.
И Едигир затих, впав снова в беспамятство и задышал неровно, чуть разжав губы. И на лице показалась тоненькая струйка крови, сбежавшая из раны на голове, Зайла осторожно дотянулась до него, вытерла кровь и опять принялась грести, направляя лодку по течению дальше и дальше от покинутого людьми селения, от мужа, от сына и брата.
А лошадь, все так же припадая на переднюю ногу, брела за черной точкой, в которую постепенно превращалась лодка, уносимая сильной иртышской водой, ловила широко распахнутыми ноздрями запах реки, пытаясь ощутить среди разнообразия оттенков и родной запах ее хозяина, впервые в жизни бросившего
…А ближе к полудню возле селения показалась небольшая группа степняков, посланная своим ханом на розыск исчезнувшей из лагеря девушки. То были опытные следопыты, и им не составило большого труда разобраться в хитросплетении следов, выходящих из лагеря, и среди множества мужских отличить маленький женский сапожок, который сопровождался не менее приметным следом хромой лошади.
Добравшись до покинутого селения, они безошибочно проследовали к берегу и поняли, что девушка села в лодку, после чего преследовать ее посуху становилось бессмысленно.
— Как поступим теперь? — обратился к спутникам Уразбай.
— Вернемся обратно и сообщим, что эта баба уплыла на лодке.
— А что мы можем сделать? — ответил за всех самый молодой и нетерпеливый, худой, как жердь, Мухамедшариф.
— Боишься, что без тебя добычу поделят? — усмехнулся Уразбай. — А за башку свою не боишься? Хан только глазом моргнет, и башка с плеч долой. Башлык мне сказал, чтоб без этой девки не возвращались. Хан шибко злой ходит. Охранников, что ее упустили, велел на кол посадить…
— И это из-за какой-то приблудной девки?! Воинов на кол? Совсем хан дурной стал…
— Девка не какая-то там приблудная, а родственница его. Мне башлык шепнул и про это, — со значением добавил Уразбай.
— Знаю я этих родственников, — не унимался Мухамедшариф, — нам так и поглядеть на бабу нельзя, а раз Хан, так и девку с собой в поход тащить может.
— Ладно, хватит зубы скалить. Искать надо, а то… сами знаете, — положил конец препирательствам Уразбай, — едем вдоль берега.
Вновь все вскочили на коней и поскакали дальше, решив во что бы то ни стало нагнать беглянку. Вскоре они увидели ковыляющую возле кромки воды лошадь. Подъехав к ней, внимательно осмотрели и обнаружили следы крови на спине.
— Слушай, Уразбай, — сказал худой Мухамедшариф, который, несмотря на несносный характер, был одним из лучших следопытов и отличался исключительной наблюдательностью и острым глазом, — а зачем она вела с собой эту хромую скотину? А? Не просто же так?
— Может, суп сварить хотела? — пошутил кто-то из следопытов и громко захохотал.
— Так чего же не сварила? — ответил Мухамедшариф. — Да и где девке одной без помощников лошадь завалить. Я чего-то о таком не слышал.
— Ну, бабы они разные бывают. Вот у нас в ауле, к примеру…
Но Уразбай грубо оборвал спорящих:
— А ну закрой пасть, я тебе сказал! Дома скалиться будешь. Говори, Мухамедшариф.
— Я чего думаю, везла она что-то на лошади… А может, и кого-то…
— Однако, верно, — почесал в затылке Уразбай, — только отчего мы ни разу следов его не видели? Где-то должен он был с лошади сойти.
— А может, мертвого везла? Или раненого? А? Может такое быть?
— Быть-то все может, — продолжал рассуждать вслух Уразбай, — да только неужто девка одна его в лодку погрузила. Чего-то слабо верится в такое.