Путь домой. Книга вторая
Шрифт:
— А что ей надо? — я положил рукоять палаша на колено, поглаживая ладонью свастику.
— Ну… — он длинно вздохнул. — Я к ней и так и сяк… Короче, она мне нравится. Я ничего плохого не хочу, я её не обижу, — он заторопился, — а она чуть ли не шарахается… Я ведь всё серьёзно…
— Коль, — я хлопнул его по плечу, — ну ты пойми. Её почти два месяца разные скоты трахали, как хотели… не вскидывайся! Она, заметь, ото всех парней стороной держится. Лёнька погрубей, да и тот только недавно отошёл, ты его раньше не видел, а я-то ещё застал…
— Ну а мне то-то что делать?! — в сердцах стукнул кулаком по камню Колька.
— То же, что и делал, — ответил я. — Будешь добр, настойчив и предупредителен — и она выправится, вот тебе и награда…
— Командир, — тихо спросил Колька, поворачивая ко мне побледневшее
— Счастье? — я потянулся, скрипнув кожей: -
Быть или не быть, вот в чем вопрос. Достойно ль Смиряться под ударами судьбы, Иль надо оказать сопротивленье И в смертной схватке с целым морем бед Покончить с ними? Умереть. Забыться. И знать, что этим обрываешь цепь Сердечных мук и тысячи лишений, Присущих телу. Это ли не цель Желанная? Скончаться. Сном забыться. Уснуть… и видеть сны? Вот и ответ. Какие сны в том смертном сне приснятся, Когда покров земного чувства снят? Вот в чем разгадка. Вот что удлиняет Несчастьям нашим жизнь на столько лет. А то кто снес бы униженья века, Неправду угнетателей, вельмож Заносчивость, отринутое чувство, Нескорый суд и более всего Насмешки недостойных над достойным, Когда так просто сводит все концы Удар кинжала! Кто бы согласился, Кряхтя, под ношей жизненной плестись, Когда бы неизвестность после смерти, Боязнь страны, откуда ни один Не возвращался, не склоняла воли Мириться лучше со знакомым злом, Чем бегством к незнакомому стремиться! Так всех нас в трусов превращает мысль, И вянет, как цветок, решимость наша В бесплодье умственного тупика, Так погибают замыслы с размахом, В начале обещавшие успех, От долгих отлагательств… — Что это? — спросил Колька.— «Гамлет» Шекспира, — нехотя ответил я. — Есть здесь счастье, Коль. Какое сами себе слепим, такое и есть. Что возьмём — то и наше. И в какой-то степени это справедливо… — я встал на ноги. — А вот и наши идут.
Я не знаю, какова Темза в нашем мире, хотя всегда мечтал побывать в Англии. Но здесь я увидел широкую и спокойную, полноводную реку, незаметно и плавно катившуюся в ивовых зарослях. Местами от берегов отступали островки гордо стоявшего в воде тростника, над ними пролетали густые стаи уток.
— Темза, — сказал Джек. — Господи боже, — он перешёл на английский, — я не был здесь двадцать два года!
— Двадцать два? — недоверчиво спросил Ян, сидевший на корточках у воды и плескавший её себе за ворот куртки.
— Двадцать два, — с неуместной, казалось бы, улыбкой подтвердил Джек. — Я был только у тех мест, где Темза впадает в Рейн, а сюда не заходил… — он сунул два пальца в рот и резко свистнул. С отмели километрах в полутора от нас замахал рукой Вадим, оттуда тоже засвистели, и кто-то поднял в обеих руках здоровенную рыбину. — Улов, Олег…
— Улов, — я прислушался. — Улов… Тихо, ребята.
Вопросов не последовало. Умолкли все — и сразу. Джек глазами спросил: «Что?» Я дёрнул щекой. Что-то мне не нравилось… что-то двигалось на самом краешке беспечного шума природы.
Я не успел понять, что это за звук. Позади нас возник Йенс Круммер. Губы немца кривила улыбка.
— Негры, — сказал он. — Гребут этим берегом против течения,
Я посмотрел на Джека, и тот исчез, а через несколько минут с отмели смело рыбаков Вадима. Со всех сторон шуршали кусты — собирались наши…
…У берега, на глубине, течение в этом месте убыстрялось резко. Угол течения между отмелью и остальным берегом создавал тихую заводь с прозрачной водой, в которой над песчаным дном «ходили» несколько больших щук.
Я уселся на торчащую над водой коряжину, оплетя ногами один из нижних сучков. Достал револьвер, толчком ребра ладони взвёл курок.
— Сома поймали, — сказал Вадим, бездельно играя тесаком в ножнах. Он стоял на берегу. — Слушай, может, пусть себе плывут? Чёрт с ними!
— Пусть плывут, — согласился я. — Только обратно по течению. И мёртвые… Пока меня не было, — я повернулся к нему, — один Боже погиб, да? — Вадим кивнул, не спуская с меня глаз. — И скольким ты вот так… разрешил плыть? — он молчал, но серые глаза сузились. — Со мной убитых будет побольше, — добавил я. — Потому что у меня с ними, старый друг, никакого мира и согласия быть не может. Вижу — бью. Ты чем-то недоволен?
Я знаю, как спросил это. Тон моего вопроса отразился в лице Вадима, как в зеркале. Кажется, он хотел что-то сказать, но промолчал и, отшагнув в кусты, слился с ними…
…Первая лодка появилась из-под ветвей ив — привычная, сухоглавая, страшная. Негры в ней гребли, размеренно ухая и опустив головы, меня они не видели, собираясь проскочить под дерево.
— Привет, — сказал я. И вогнал первую пулю прямо в задранное ко мне удивлённое безлобое и губастое лицо.
Визжа и бросаясь из стороны в сторону, по лодке метался какой-то клубок. Слыша краем уха отрывистые щелчки «калашникова», я соскочил в лодку на нос, в прыжке бросив в кобуру револьвер и выхватывая клинки. Удар — в грудь сидящему на корточках негру, ногой. Круговой удар палашом — в брызгах крови взлетает отсечённая голова, тяжело падает в воду. Круговой удар вбок дагой — с неё увесисто сваливается тело. Резкий толчок от борта, и я, в прыжке поймав дагу ножнами, ухватился за ветви ив и спланировал на берег. Вонзив палаш в землю, откинув шторку барабана, быстро перезарядил наган. Звуки боя слышались ниже по течению, и я заспешил туда.
Схватка шла в лодках и на берегу — кое-кому из негров удалось выбраться, но их было даже меньше, чем наших, и я не успел к финалу. Последних добили у меня под носом.
— Раненые есть? — быстро спросил я, видя, что все стоят на ногах. Оказалось несколько поцарапанных, но серьёзно — никого, и я усмехнулся: — Теперь можно продолжать рыбалку.
Я нашёл Вадима, когда он разговаривал с Иркой. Она, кажется, поняла, что лишняя — и сразу ушла, а Вадиму, собравшемуся за ней, я преградил дорогу вытянутой рукой:
— Подожди.
— Убери руку, — тихо сказал он, и я убрал, а он остался стоять.
— Мне надо поговорить с тобой, — сказал я.
— Я слушаю, — его голос был так же ровен и спокоен.
— Мы живы и почти счастливы, — начал я. — А теперь вопрос: знаешь ли ты, что я хочу делать дальше?
— Догадываюсь, — кивнул Вадим и, так как я молчал, добавил: — Идти на Город Света.
— Нет, — ответил я, с удовольствием глядя на то, как изумлённо дрогнуло лицо Вадима. — Не сейчас, я имею в виду. Два горда назад я собирался побывать в Америке и на Пацифиде. Мои желания остались прежними, Вадим. Отсюда, из Англии, когда Лаури пригонит «Большой Секрет», мы поплывём на запад. Я и… — я выдержал паузу, — те, кто захочет плыть со мной. А вот потом, когда мы вернёмся, настанет черёд Города Света. Обязательно настанет. Месть — это блюдо, которое едят холодным, Вадим.
— Боюсь, Олег, что ты сошёл с ума, — ответил он.
— Может быть. Даже наверняка, — признал я. — Тебя это удивляет?
— Чего ты хочешь, Олег? — Вадим не сводил с меня глаз.
— Я? Увидеть этот мир, — я описал ладонями в воздухе шар. — Увидеть всё, что не видел. Потом вернуться и перерезать глотки тем, кто надел на меня ошейник. А перед смертью дознаться у них, кто играет в нас, как в солдатиков. Вот и все мои скромные желания.
— А сколько человек погибнут на пути к их исполнению? — спросил Вадим резко.