Путь домой. Книга вторая
Шрифт:
— Иди сюда сам! — крикнул Сергей. — Что, обжечься боишься?!
— Не говори с ним! — рявкнул Басс. — Не обращайте внимания вообще!
Кое-кто из наших, похоже, проснулся, но явно не воспринял происходящее — повозился и удрых снова. Голос умолк, вместо него начали раскачиваться деревья. Сперва слегка, потом — всё сильней и сильней, пока шум ветвей не слился в страшный рёв, теперь уже перебудивший всех. Ребята и девчонки вскакивали, хватаясь за оружие и озираясь. Я, перекрикивая гвалт, заорал:
— Всё нормально! Просто под утро хозяин долины решил повеселиться как следует! Ложитесь! Ложитесь, спите, всё хорошо!
Шум,
— Вот ведь… Почудилось — Ленка оттуда зовёт.
— Вон твоя Ленка спит! — Басс потряс его за плечи. Олег улыбнулся:
— Вижу, вижу, я в порядке… Вот ведь гадина! Чуть не выманил… Слышишь, ты, сука?! — заорал он в темноту. — Я тебе…
— Заткнись! — прошипел я. — Всё! Тихо! Работаем дальше!
Вендихо не унимался. Очевидно, он чувствовал, что скоро рассвет (стоп, а ведь на американский отряд он днём навалился — надо не забывать…) — и решил нас донять. Из леса выходили слепые олени, двигавшиеся, как манекены, на прямых ногах. От них веяло запахом гниения, между задних копыт волочились чёрные, спутанные клубки внутренностей. Этой нечисти собралось целое стадо. Смотреть на них было тягостно, не страшно, а отвратно до тошноты. Кончилось тем, что Сергей начал швырять в них головёшками и разогнал. Вместо этого начался вокруг мяв, рёв и вой, кто-то шарахался с дерева на дерево и даже пролетал над поляной, над костром, заставляя пригибаться. Но где-то далеко за озером медленно начинала разгораться полоска зари — и вакханалия вокруг костра пошли на спад. Но, прежде чем она прекратилась окончательно, произошло ещё кое-что.
Я как раз раскочегаривал пригасший в одном месте костёр, когда ощущение взгляда стало непереносимым, и я, вскинувшись, схватился за наган. Прямо за пламенем высилась тёмная фигура — точнее я не мог ничего рассмотреть, взгляд как-то странно соскальзывал с неё, как вода с промасленной ткани, и только два светящихся мертвенно-зелёным светом диска висели перед моим лицом.
Это только начало, услышал я у себя в голове.
Утром был мороз, и немаленький. Стало ясно, что наступила осень. Воздух меж деревьев стоял (именно стоял) тихий и прозрачный, как стекло. Висела белёсая паутина. Конечно, можно было не сомневаться, что день вновь будет тёплым, но так же несомненно было и то, что накатывает зима. Может быть, не такая суровая, как в старушке Европе, но — зима.
Я не выспался, хотя после смены смог достаточно спокойно поспать ещё два часа. Вообще, если честно, все приключения, пока их переживаешь — это смертный страх или столь же смертная скука (вроде бесконечных пеших переходов). Но во-первых, как ни странно, потом вспоминаются только немногочисленные, но по-настоящему яркие моменты. А во-вторых — без этих приключений адреналин в кровь перестаёт поступать совершенно. Растительное существование…
— Раз пошли на дело -
Выпить захотелось… — бурчал Игорь, затягивая ремни сапог. — Что-то холодно, Олег…
Что-то
Не пора ли нам поддать?
— Алкогольную тему отставить, — я зашарил по земле в поисках «сбруи». — А, вот… Доброе утро, Тань.
— Не очень доброе, — она села, ёжась. — Сны такие мерзкие снились… или наяву было, чёрт его знает… Ты в лес уходил?
— Ты что? — поразился я.
— Значит, снилось, — вздохнула она. — Ой, как холодно-то… Мороз, что ли?
— Невероятно точное замечание, — заметил Олег Крыгин.
— Так, никому никуда из лагеря не отходить! — гаркнул я, будя тех, кто ещё спал. — Если кому приспичило до «немогу» — собираться группами не меньше чем по пять человек и опять-таки далеко не отходить!.. Лен, когда завтрак будет?
— Будет, — туманно ответила Власенкова. — Олег, поохотиться бы сегодня. Свежее мясо нужно…
— Не только нам, поэтому перебьёмся сухпайком, — отрезал я. — Да вставайте же, наконец!
Мой вопль привёл наконец в действие всех. Реанимированный костёр разгорелся, утренний холод отступил, послышались шутки и подначки.
— Вообще-то если сегодня ночью мы видели всё, на что Вендихо способен…
— Чаю налейте…
— Слушайте, что мне сегодня снилось!
— Нет, это ты послушай…
— А мясо всё-таки плоховато коптили, попахивает…
— У нас с водой-то как?…
— Кто мой брусок для точки свистнул? Верните, а то будет, как на Кавказе!
— А там как было?
— А там не вернули…
— Фергюс, у тебя шов под мышкой разошёлся, давай я зашью…
— Фляжку заберёшь, вон, висит на дереве…
— Смотрите, какое красное солнце…
— Нет, всё-таки ночка была неприятной. Сколько ещё переходов-то?…
— А где тут всё-таки картошка растёт ещё?…
Я ел свою порцию и невольно улыбался. Честное слово, мне было хорошо среди этой компании. Правда. Но в то же время начинал я ощущать какое-то странное чувство. Оно подкрадывалось и росло последние месяцы, и до сих пор я как-то не обращал внимания на это… а вот сейчас задумался. И в\опять вспомнил тот сон. Я один. Холодный туман над проросшим острыми копьями осоки болотом.
Я — один.
Друзей у меня почти не осталось уже сейчас, и это был неприятный факт. Я сейчас могу любого из этих ребят, любую из этих девчонок окликнуть. Пошутить могу. Могу приказать, и никто не посмеет не послушаться. Могу пуститься в общие для всех нас воспоминания и сам посмеяться в ответ на дружеские подначки.
Дружеские — но не от друзей. Уплыл Вадим. Уплыл — и ушёл, как друг, и расстались мы с ним нехорошо. Сергей остался другом, но в душе я боюсь, что и с ним меня что-то разведёт… а раньше-то и мыслей не было таких! Джек — да, пожалуй, друг… а может, просто общность душевных установок? Йенс — словно какая-то стеночка не даёт нам сойтись вплотную — и он, похоже, это тоже понимает и не очень старается сблизиться.
Вот вам и шуточный титул. Смешной титул. «Князь». Смешно, весело, шутка… Но тот мальчишка, который глядит на меня из любого лесного озерка немигающими карими глазами — это не шутка. Это правда, и у этой правды жёсткое лицо…
…— Пошли, собираемся, — я решительно поднялся на ноги. — Кончайте жрать!.. Там, у кустов — подъём, блин!.. Не отходить!.. Строиться!..
— Ох, ё, — прокряхтел Андрюшка Альхимович. — Тань, он что у тебя — не выспался? Или в военное училище готовится?… Грехи наши тяжкие, где мой нож?