Путь домой. Книга вторая
Шрифт:
— Олег!
Это слово и вывело меня из обалдения по поводу зимовки. Мы уже часа два шли по берегу ручья. Я вскинул глаза — на меня чуть ли не с сочувствием смотрела Ленка Власенкова.
— А? — встряхнулся я.
— Тебя зовут, — мотнула она головой. — Вон орут.
Перед нами была большая — метров триста — луговина, на противоположном конце которой поднимались пологие холмы, в свою очередь в нескольких местах увенчанные каменными клыками. Между двух таких «клыков» стоял, размахивая рукой, Димка. Увидев, что я смотрю в его сторону, он поднёс пальцы ко рту и засвистел так пронзительно, что эхо мячиком отскочило от леса за нашими спинами и заметалось по луговине.
— Олег!!! — донеслось до нас.
— Иду! — заорал я в ответ, поднимая руку…
…Весь передовой дозор, согнувшись пополам, заглядывал в полукруглый
— Факелы давайте! — крикнул я, чуть повернувшись через плечо.
— Удачное место? — гордо спросил Ян. Оказывается, неистребимый инстинкт карпатского горца завёл поляка сюда ради интереса.
— Кажется, да, — я рывком сдёрнул виноградную занавеску. — Но интересно, почему оттуда тепло-то?
— Скорей всего, термальные источники, — это сказала Танюшка, взобравшаяся к нам. — Центральное отопление.
— Сыро будет с таким отоплением, — возразил Димка.
Снизу передали охапку наскоро, но умело сделанных факелов. Видов уже стучал кресалом, выбивая искры, и скоро от первого занявшегося факела разжигали остальные, раздавая их по рукам…
…Сразу за входом, без коридорчиков или переходов, располагался небольшой зал — где-то шесть на шесть, высотой метра два, с сухим песчаным полом. Я услышал довольный вздох Ленки Власенковой и про себя согласился — комнатка для проживания была идеальной. Дальше вёл ещё один проход — тоже арка в стене — и мы, пройдя в него (пригнувшись, иначе никак), оказались в маленьком «тамбуре», где голова практически чиркала о потолок. Тут было почти душно — влажным теплом тянуло из проходов в стене. За одним, куда мы сунулись, оказался тупик с трещиной в полу. Оттуда шло тепло, но сухое («Сортир,» — сказал кто-то, и я мысленно согласился опять). За вторым коридор довольно круто уходил вниз, и половина наших воинов во главе с Андреем полезла туда, а я с остальными отправился в третий — последний — проход.
Мы сразу застряли в коротком широком коридорчике — спереди слышались какое-то шуршание, вздохи и побулькивание, которые лично у меня вызвали ассоциации со скопищем огромных насекомых. Я застыл. Другие тоже остановились, но Зорка вдруг рассмеялась (откликнулось эхо) и сказала:
— Эх, вы, храбрецы! Это же вода!..
…Через большой зал — дальнего конца не достигал свет факелов — бежала в мелком каменном ложе широкая река. Слева под стеной бурлили несколько ям с кипятком, а справа из-под стены выбегал ручей, вода в котором была ледяной. В речушке же она оказалась горячей — очень, но рука терпит, а у того места, где в неё впадал ручей — прохладней.
— Баня и родник, — заявил я. — Это клад. Ян, я тебе благодарность в личное дело впишу.
— На лоб синими буквами, — хихикнул довольный поляк.
— Эй, а тут раньше жили! — подал голос Сергей. Он стоял у стены, водя факелом вдоль неё. Свет выхватывал из темноты строчки выбитых в камне букв. — По-английски, кажется… Точно! — он помедлил и довольно бегло перевёл: — «Пятое января 1692 года…» сколько завитушек… тут имена и фамилии… сорок пять человек… «Уходим завтра на прорыв. Запасы берём с собой, раненых тоже не оставим. Если ударим внезапно — прорвёмся, есть все шансы. Да будет с нами Святая Троица, Дева Мария и Святой Георгий, покровитель доброй Англии.» А вот тут ещё, смотрите!.. И ещё, только уже по-русски!.. А вот ещё, дата времён войны, какой-то Лотар Брюннер… Олег, это не тот, про которого ты говорил?
— Да, он, — я подошёл ближе, с уважением окинул взглядом надписи. — Мемориальная стена… Всё, зимуем. Хорошее место!
— А я прямо сейчас нас увековечу, — Сергей достал складной нож, всаживая факел в трещину на стене…
…— Там ледник, — Ленка чихнула, почесала нос. — Крутой спуск со ступеньками и ледник. Кувшины — хорошие, но пустые. По мелочи кое-что. По-моему, тут стоит зимовать.
— По-моему тоже, — согласился я. — Ну что, тогда прямо сейчас начнём готовиться… Давай, Лен, бери всё в свои руки.
Глаза нашего завхоза загорелись хищным азартным огнём фанатика. Я понял, что
— Надо будет очень постараться, — вдохновенно заговорила она, — пока ещё снега нет, да и дни тёплые совсем…
Я постарался перестать слушать.
Игорь Басаргин
Чужие горы, долы и поля мне с детства снятся, Алый стяг заката чужие осеняет небеса, Хлеба обильные на пашнях колосятся, Звенят под ветром корабельные леса… Казалось мне, там солнце ярче светит, Синее море, небо голубей, А дева дивная полюбит и приветит, Как ни одна из дев страны моей. В погоне за несбыточной мечтой, За дивным сном я в путь пустился дальний. И пёстрый мир открылся предо мной, Прекрасный мир, огромный мир. Бескрайний. От гор до гор, от моря и до моря, Через пески пустынь, соблазны городов Я шёл, скакал и полз. Смеялся, выл от горя. Ходил и в бархате, и вовсе без штанов. Семи морей приливы пожирали Следы, оставленные мною на песке, И корабли стремительные мчали Меня то к светлому веселью, то к тоске. Дорогам счёт бесчисленный потерян, Привычен вёсел плеск, скок конский, скрип телег, И не страшит давно, что не уверен: Поем ли вовремя, найдётся ли ночлег… Чужих земель я много повидал, Изведал дружбу, ненависть, любовь, Но явью стал сон, мой дивный сон, не стал, Как в детстве, он лишь будоражил кровь. Мне не сыскать волшебную страну И деву, что всех краше, не найти. Я понимаю: глупо верить сну: Мираж не цель — помеха на пути… И всё ж вперёд, безумной жить надежде! Пока хотя б во сне закатный алый стяг Над Берегом Мечты вздымается, как прежде, Как добрый стяг. Как путеводный знак!..На этот раз меня «прижало» на охоте. Я огибал здоровенный муравейник, обитатели которого уже запечатали на зиму все входы и выходы, когда всё вокруг вдруг понеслось с невероятной скоростью — вниз и вперёд. Остро кольнули глаза искры звёзд. Почти неосознанно я вскинул над головой сложенные «лодочкой» руки, ощущая, как некая бездушная сила разворачивает меня вокруг оси… Солнце выкатывалось над горизонтом, похожим на чашу, потом начало опускаться, и я увидел летящую мне в лицо Европу. Это было так дико, что я зажмурился, а когда через миг заставил себя открыть глаза — на меня надвигалась Скала. Ещё секунда — и я увидел подземную гавань и оба драккара Лаури, лежащие на берегу… а в следующее мгновение я понял, что Скала пуста. Не опустошена, нет — именно пуста, покинута…
…Первое, что я увидел, рухнув обратно к муравейнику — остриё самодельного копья, покачивающееся перед моим левым глазом.
— Да ну нафик, — заметил я, не пытаясь отстраниться. Копьё сжимал — излишне сильно и нервно — мальчишка на год-два старше меня, одетый в яркую куртку с откинутым капюшоном, джинсы и высокие кроссовки, слегка веснушчатый, бледно-рыжий, с испуганными голубыми глазами. Руки у него дрожали. — Глаз выколешь, — дружелюбно добавил я, перейдя на английский. — тебя как зовут?