Путь, исполненный отваги. Задолго до Истмата
Шрифт:
Относительно новыми предметами для Ростислава были Физкультура и история КПСС, часть которой Ростик помнил по прошлой жизни. Да еще университет закупил для физфака десяток «Ямах» — ПК принципиально нового типа с офигительными монохроматическими экранами. Собраны машины были на основе процессора Z-80 — восьмибитного крепыша, при помощи которого вся страна чуть позднее знакомилась с понятием компьютерных игр. В капиталистической Америке, правда, вовсю уже пользовались машинами типа AT 286, а у особенно передовых господ были последние достижения компьютерной индустрии — шестнадцатибитные гиганты мысли AT 386SX-25
Да еще некстати пятнадцать лет назад Леониду Красное Солнышко пришло в голову превратить Казахстан во Всероссийскую житницу. Как ни крути, а все правители России двадцатого века были одержимыми: Николай Второй — гуманизмом, Ильич Первый Самозванец — мировой революцией, Иосиф Грозный — синдромом Ильича, Никита Шут Гороховый — остатками этого синдрома, Ильич Второй Цицерон — наследственностью, Юрий Долгорукий и Константин Тишайший — старостью, а последний — Михайло Меченый — гласностью. Сравнивая начало и конец двадцатого века, Ростислав, как ни старался, не мог усмотреть удачного финала в матче Россия против Истории.
Поэтому, сидя на лекциях профессора Кириллова, он едва сдерживал смех. Профессор, почти его ровесник (где-то 1908 года рождения), нес несусветную чушь про какие-то Коминтерны, съезды РКП и РКП(б), отступления от истинной веры господ Троцкого и Плеханова. Когда-то Переплут лично был знаком с Львом Давидовичем и искренне жалел, что не он, а Иося занял трон советского государства.
Согласно программе обучения студентам пока еще рано было знать, что Ульянов-Ленин тоже был парнем не промах. Вот с этим Ростислав был согласен. Если при Брежневе был застой, при Хрущеве — всеобщая кукуризация, при Сталине — культ личности, то сказать, что при Ленине — всеобщий террор, это заставить людей круто задуматься: в какой же сволочной стране им довелось родиться! Нельзя так пугать народ. Он, чего доброго, смуту устроить может. Правда, отбили за время советской власти людям охоту дурить, а современные Степаны Разины, Емельяны Пугачевы, Степаны Болотниковы и прочие с детства содержатся в спецприемниках. Кто в СИЗО, кто на вольном поселении, кто в психушке. Вся же остальная протоплазма, являясь глубоко пассивной, жадно смотрит в рот очередного поводыря и радостно пускает пузыри ностальгии. Виват, Хулио Иглесиас! Ностальжи!
Отец Иглесиас, хули вы?
— Как тебя зовут, эй?! — Шепот настойчивой соседки оторвал Ростислава от отнюдь не прокоммунистических размышлений.
— Чего тебе? — обернулся он к ней.
— Ты где витаешь, парень? — изумленно выдохнула Инга. — Я спрашиваю, как твое имя.
— Ростислав Каманин, — пожал плечами он, — можно просто Ростислав.
— Замечательно! — фыркнула девушка. — Так и до паралича языка недолго.
— Нонсенс! — парировал парень. — Особенно у женщин.
Инга обиженно отвернулась и принялась записывать кирилловскую белиберду. Ростислав прислушался к монотонному гудению профессора. Подружка с третьего курса шепнула, что этот
— Вот вы думаете, что такой предмет, как История КПСС, теперь не нужен, — томил душу Кириллов, — а вместе с тем, это — предмет легкий. Неужели вам в зачетке помешает лишняя «пятерка», которая в конечном итоге скрасит средний балл?
Ростислав, вспоминая эту нуду, зло сплюнул. Если бы по такому принципу преподавали в Сорбонне! Там физикам преподавали физику и математику, а не историю развития капитализма в России, которую с таким увлечением писал Вовка Гаврош, надеясь, что она станет бестселлером. Вообще-то Историю КПСС преподавали, видимо, для того, чтобы труды почившего в бозе вождя хоть кто-то, да читал.
Кстати, в школе им долбили, что труды Ленина — вторые на месте по популярности во всем мире. После Агаты Кристи, разумеется. Был еще точно такой больной психопат — Фридрих Ницше. Ну он-то про Заратустру не шестьдесят томов настрочил! Вот такая тут «Генеалогия морали!»
— Эй! Ты чего не пишешь? — позабыв обиду, снова спросила девушка.
— Раньше не у всех ребят были тетрадка и букварь, — буркнул Ростислав, — а теперь тетрадей много, чтобы их марать всякой ерундой! Легче тебе станет, если ты узнаешь, в каком году созывался Второй Интернационал?
— Но ведь кругозор, эрудиция, экзамены, в конце концов!
— Ты на физ или истфаке учишься? Голова все равно не в состоянии впитать полсотни томов ленинских работ. А если и впитаешь, то будешь всех поражать своей эрудицией?
— И откуда ты такой умный в четырнадцать лет?
— Родили меня такого! — недовольно заворчал парень. — Ну, чего пристала?
— А, понятно! У тебя еще фаза полового созревания не закончилась! — протянула Инга.
Профессор внутри Ростислава едва не сходил по-маленькому. Тело же ехидно осведомилось:
— С чего ты это решила?
— Ты еще девушками не начал интересоваться! Тем более красивыми.
— Это ты-то красивая? — подколол ее Ростислав. — По мне так обычная девчонка! Старая к тому же...
Инга, которая считалась на факультете одной из первых красавиц, обиженно надула губы и уткнулась в конспект.
Выходя после четвертой пары из универа, Ростик заметил ее, беседующей с одним из парней-старшекурсников. Увидев его, она демонстративно положила руку ему на плечо и широко улыбнулась. Ростик пожал плечами и прошел мимо. Когда он скрылся из виду, Инга убрала руку и прошипела:
— Проучить бы его!
Парень флегматично пожал плечами:
— Ну, во-первых, он сын завкафедрой ядерной физики, на которой я имею неплохие шансы остаться в аспирантуре. Во-вторых, плечи у него тоже немаленькие. А в-третьих, если ты в него втрескалась, то таким путем ничего не добьешься. В-четвертых, если неправильно «в-третьих» и если ты хочешь стать невесткой профессора Каманина, то действовать нужно совсем не так.
— Все вы сволочи и подонки! — бросила Инга и побежала вслед за Ростиславом.