Путь к Горе Дождей
Шрифт:
*
Старики были лучшими стрелоделателями, ибо они могли добавить к своему мастерству время и терпение. Молодые люди – воины и охотники – всегда готовы были уплатить большую цену за хорошо сделанные стрелы.
**
Когда отец был еще мальчиком, в дом к Маммедэйти часто приходил с визитом один старик. То был сухопарый человек при косах, внушительный возрастом и осанкой. Звали его Чейни, и был он стрелоделателем. Каждое утро, говорил мне отец, Чейни окрашивал свое сморщенное лицо, выходил и молился вслух восходящему солнцу. Мысленно я вижу этого человека, словно он все еще там. Я люблю наблюдать, как возносит он свою молитву. Я знаю, и где он стоит, и куда доносится его голос
XIV
Речь кайова познать нелегко, но, поверите ли, дух бури ее понимает. Вот как оно было. Давным-давно замыслили кайова сотворить лошадь, решили делать из глины и потому стали месить ее руками. Что ж, лошадь начала оживать. Но то было страшное, страшное создание. Оно стало извиваться, сначала медленно, потом быстрее и быстрее, пока повсюду не поднялся вихрь. Ветер крепчал и все уносил прочь – с корнем взмывали ввысь огромные деревья, и даже бизонов взметало высоко в небо. Кайова испугались этого ужасного существа и бегали вокруг, пытаясь уговорить его. И вот, наконец, оно угомонилось.
И даже теперь, когда кайова видят, как собираются грозовые облака, они знают, что это такое, – то страшный зверь бродит по небу. У него морда лошади, а хвост огромной рыбы. Молнии вырываются из его пасти, а хвост бьет и хлещет по воздуху, творя сильный и горячий ветер – торнадо. Но они беседуют с ним, увещевая: «Пройди надо мной». Они не боятся Ман-ка-йи , ибо ему внятна их речь.
*
Временами равнины ярки, спокойны и тихи, временами же они чернеют от налетающего погодного гнева. И всегда по ним бродят ветры.
**
В нескольких футах к юго-западу от угла дома моей бабки стоит землянка от бурь. Она пребудет там, думается мне, даже когда дом, рощица и амбар исчезнут с лица земли. В этой части света много таких грубых укрытий. Они повинуются облику края и не выдаются ничем – низкие земляные холмики с тяжелыми деревянными дверьми, словно отверстыми в подземный мир. Я видел, как ветер с такой силой гнал дождь, что и взрослому не под силу было б отворить дверь. А однажды, спускаясь вниз, я увидал, как всю землю осветила фосфорно-синяя вспышка молнии.
Бьёт и хлещет по воздуху.
XV
Куоетоте был пригожим юношей и к тому же великим воином. Одна из жен воина Много Медведей влюбилась в него, и они сошлись. Потом как-то раз вышел Куоетоте из дому. Когда переходил он реку, Много Медведей выступил из укрытия на берегу, пустил в него стрелу и убежал. Куоетоте вернулся в лагерь, и кто-то вынул стрелу. Он очень мучился и потерял много крови. Знахарь долго им занимался, и на другой день Куоетоте выздоровел. Видите ли, он решил увести жену у Много Медведей. Вскоре воины собрались пойти набегом в Мексику. В ночь перед тем как мужчины выступят в поход, было принято устраивать пляску. Много было песен, и время от времени ктонибудь вставал, чтобы дать храбрый обет. Тут, вызывая общее внимание, встала жена Много Медведей. Она сказала: «Слушайте все мою песню. Что-то да случится сегодня». Потом она запела – и, поверите ли, старики до сих пор помнят ее песню:
Я оставлю свои пожитки.
Я оставлю собственный дом.
Говорю вам, я оставлю и своего сына.
Куоетоте увел эту Женщину, и они кочевали с команчами пятнадцать лет. Когда, наконец, они возвратились к родному племени,
*
Художник Джордж Кэтлин кочевал с кайова в 1834 году. Он отмечал, что внешним обликом они превосходят команчей и вичитов. Они высоки и стройны, спокойны и грациозны. Черты лица у них правильные, классические, и в этом смысле они больше походят на племена севера, чем юга.
**
Кэтлиновский портрет Komcamoa – это поразительный образ мужа высокого и тонкого, но мощного и хорошего сложения. Он гибок и, вне всякого сомнения, сознает свою великую силу и доблесть. Стоит он совершенно непринужденно, а его длинная рубаха повторяет очертания тела. Левая рука оперлась на щит, сжимая лук и стрелы. Голова уверенной посадки, а в глазах застыло выражение задумчивости и долготерпения. Говорят, он был почти семи футов роста и способен пешком, загнать бизона. Хотел бы я повидать этого человека, как видел его Кэтлин; вот он идет ко мне или, быть может, удаляется прочь, один и на фоне неба.
XVI
Жил необычный зверь – бизон со стальными рогами. Однажды в степи на него набрел охотник как раз в том месте, где когда-то стояли рядом друг с дружкой четыре дерева. Человек и бизон вступили в битву. Лошадь охотника пала сразу, и тот взобрался на одно из деревьев. Огромный бык, опустив голову, принялся долбить дерево своими черными металлическими рогами. Вскоре дерево рухнуло. Но охотник был проворен – он спасся на втором дереве. Вновь ударил бык своими невероятными рогами, и вскоре дерево, треснув, упало. Прыгнул охотник на третье дерево. Он все время пускал стрелы в быка, но те отлетали, словно искры, от его черной шкуры. Наконец, осталось одно дерево, а у охотника – одна стрела. Тогда он понял, что гибель неминуема. Но тут послышался голос: «Каждый раз, прежде чем наброситься, бизон широко растопыривает свои раздвоенные копыта и бьет ими оземь. Только там, в развилке копыт, он и уязвим. Туда и надлежит тебе целить». Отойдя, бизон повернулся, расставив копыта, а человек приложил к луку стрелу. Прицел был точен, и стрела глубоко вонзилась в мякоть меж копыт. Огромный бык весь затрясся и рухнул, и сталь его рогов в последний раз блеснула на солнце.
*
Сорок лет назад жители Карнеги, что в Оклахоме, собрались вокруг двух стариков кайова, оседлавших двух рабочих лошадей, вооружившись луком и стрелами. Кто-то привел бизона, бедного ручного зверя, в котором не осталось и следа дикой природы. Под говор и смех старики молча ждали. Потом, по сигналу, бизона пустили на волю. Сперва он артачился, быть может, больше озадаченный, чем испуганный; лошадей же пришлось понукать, а затем быстро пустить вслед. Люди подняли крик, и, наконец, бизон, покружив, бросился прочь. Старики погнались вслед и пропали вдали в огромной туче красноватой пыли. Но они загнали этого зверя и убили стрелами.
**
Как-то утром мы с отцом шли через Медисин-Парк обок небольшого стада бизонов. Была поздняя весна, и у многих коров появились новорожденные телята. Неподалеку в высокой траве лежал бычок. Масти он был красно-оранжевой, хрупко-красивый в своей недолгой жизни. Мы приблизились, как вдруг с устрашающим видом у нас на пути встала корова, нагнув огромную черную голову. Затем она бросилась на нас, а мы, развернувшись, по мчались прочь что было мочи. Она вскоре остановилась, и я думаю, что большой опасности нам и не грозило. Но весеннее утро было глубоким и чудным, а сердца наши бились быстро, и мы познали тогда, что значит жить.