Путь к океану (сборник)

Тренев Виталий Константинович

Ему всегда удается возвратить покой моей душе и мыслям, и я делаюсь опять весела и резва, забав­ляя и заставляя хохотать степенного господина Не­вельского, благодаря сотням шалостей, которые при­ходят мне в голову.

На коленях благодарю я господа, что он мне по­слал в покровительство этого чудного человека, лю­бовь которого – моя гордость и будет для меня силь­ной опорой в испытаниях, которые меня, может быть, ожидают впереди».

«Станция Аллах-Юн.

Мы уже сделали половину пути. Все, в общем, слава богу, благополучно, несмотря на все ужасы этой дороги. Вы знаете, что я была готова встретить всякие препятствия и неудобства, но действитель­ность превзошла все, что могло нарисовать мне мое воображение. Никогда не могла я себе представить, что такие дороги существуют на свете. То приходится вязнуть в болотах, то с величайшим

трудом проби­раться по непроходимым лесным дебрям, то взби­раться на скалы по невероятно крутым тропинкам, то, наконец, переправляться вплавь через быстрые реки. Природа дика, но величественна. Видно, что рука человеческая и не прикасалась к ней, пытаясь сделать дороги хотя бы мало-мальски сносными. Правда, иногда попадались мостики самой первобыт­ной постройки... но проходить по этим сооружениям в высшей степени опасно. В них громадные щели между бревнами, а между тем мосты эти перекинуты нередко через пропасти или через глубокие потоки; лошадь должна скакать через эти зияющие отверстия, и у всадника легко может закружиться голова. Нель­зя описать все ужасы этого путешествия! Надо само­му все это испытать, чтобы понять, какой опасности мы подвергались.

Я, впрочем, не отчаиваюсь и по-прежнему предпо­читаю гамак седлу[37], вопреки тому, что мне говорили в Якутске, предупреждая о бесполезности гамака. В опасных местах пути, мне кажется, все-таки без­опаснее оставаться в гамаке, чем ехать верхом. На лошади легко потерять равновесие, если сделается головокружение, когда посмотришь вниз, на пропасти, с высоты горных обрывов или между щелями мости­ков. Я делаю верхом по 30 верст в день и до сих пор не садилась еще на взятое для меня мужское седло. Дамское гораздо удобнее; мой муж также находит это и иногда пользуется им. Это покажется вам смеш­ным, но вы понимаете, что потеряешь всякое кокет­ство в этих диких краях, где приходится оставить все привычки цивилизованного мира, в особенности после двухнедельной езды по адским дорогам, когда совсем разбит от усталости, о которой, к счастью, вы не имеете никакого понятия. Ах, что мы вытерпели! Не­смотря на все усилия над собой, бывают минуты, когда я ослабеваю и теряю всякое мужество. Одна­жды, например, нам пришлось переправляться вплавь через глубокую и быструю реку! Разразилась гроза, молния ослепляла нас, а сильные раскаты грома, которые эхо повторяло со всех сторон, отражаясь в горах Яблонового хребта, пугали лошадей. Они то и дело взвивались на дыбы. Дождь лил как из ведра. Ледяная вода текла без удержу по лицу, по рукам, по ногам. Тропинка, по которой мы пробирались, была, кажется, опаснее всех предыдущих. Мы переезжали то по горным плоскостям, то через ледники, где вязли в снегу, то спускались с крутых скал по голым, почти отвесным обрывам и пробирались по узким и скольз­ким дорожкам, загроможденным громадными камен­ными глыбами. Напуганная, иззябшая, с нетерпением ожидала я той минуты, когда наконец нам можно будет остановиться. На мое несчастье, прошло еще немало времени, пока нашли место для отдыха. Оно оказалось под сводом из скал, нависших над углуб­лением. Наскоро устроили там палатку, и эта жалкая яма показалась мне раем, когда перед огнем я могла наконец просушить одежду и хоть немного обогреть­ся. С каким наслаждением я расположилась после стольких часов мучений на моей походной кровати. Утром я проснулась спокойная и веселая. Яркое солн­це освещало чудную картину и свежим радостным блеском изгладило мрачные впечатления вчерашнего дня. Так вот каким образом мы продвигаемся впе­ред, мои добрые друзья.

Катя».

«Охотск, 28 июня.

Добрая тетя!

Если бы вы знали, как я довольна, что мы добра­лись наконец до Охотска. С тех пор как я вам писа­ла из Аллах-Юна, я, несмотря на все предосторож­ности и всеобщие заботы обо мне, была очень больна и до сих пор чувствую себя еще слабой.

Мой муж очень занят. Он еще не решил, на каком корабле мы поплывем в Аян. Кроме того, ему нужно выбрать 50 матросов и казаков из Охотска. Они по­следуют за нами в Петровск со своими семьями.

Так как мой муж желает выбрать самых лучших из этих людей, то, разумеется, сделать это нелегко... Нужно о стольких вещах подумать и предугадать вся­кие случайности. Мой муж распоряжается обо всем и осматривает сам даже столярный инструмент: на нем лежит большая ответственность. Он думает об этом день и ночь, и заботы эти отнимают у него сон и аппетит. Он весь поглощен той мыслью, чтобы ни­чего не упустить такого, что послужило бы в пользу будущей колонии, ее благосостоянию и сохранило бы здоровье всех тех, которых

он увозит с собой к неве­домым еще местам у устья реки Амура.

Еще несколько слов, друзья мои. Мы поплывем на «Байкале». Не правда ли, как странно, что первый корабль, который я увидела в своей жизни, был именно тот, которым мой муж командовал во время его чудных открытий? Мы надеемся отплыть завтра, если ветер будет попутный. Я сделала несколько по­купок в Охотске; между прочим, купила красивую мебель гостиной за довольно сходную цену...»

Геннадий Иванович был немного смущен покуп­кою. Что они будут делать с этой мебелью в пустын­ном, диком краю, в тесной избушке из сырого леса? Но Екатерина Ивановна так счастлива была своей ролью самостоятельной хозяйки, что Невельской не стал ее разочаровывать.

В Охотске Невельского ждали неприятности. Транспорт из Петровского зимовья должен был прий­ти с началом навигации, но не пришел, хотя Орлову даны были самые точные инструкции на этот счет.

Относительно Петровского зимовья уже с зимы ходили дурные слухи, и отсутствие «Охотска», каза­лось, подтверждало их. Известий непосредственно от Орлова, исполнительного и пунктуального служаки, не приходило. Невельской очень тревожился.

В Аяне определенно говорили, что зимовье раз­граблено, а гарнизон истреблен. Нельзя было терять времени. В Аянском порту, кроме транспорта «Бай­кал», на котором Невельской с командой и материа­лами должен был идти в Петровское, стоял корабль компании «Шелехов». Это был барк (трехмачтовое мореходное судно), груженный припасами и снаряже­нием для русских владений в Америке. В ближайшие дни он отплывал в Ситху.

Невельской созвал на совет офицеров Охотского порта и кораблей. Решено было отправить «Шелехова» вместе с «Байкалом» в Петровское в качестве подкрепления.

Кроме команды этих кораблей, в распоряжении Невельского были зимовщики – члены экспедиции: лейтенант Бошняк, штурман Воронин, доктор Орлов, топограф и 30 человек матросов и казаков. Из них пятеро везли с собой семьи.

Лейтенант Николай Константинович Бошняк – энергичный двадцатидвухлетний юноша – очень нра­вился Геннадию Ивановичу. Бошняк горел желанием скорее очутиться на Амуре и все силы, всю жизнь посвятить подвигам во славу родины. А пока он дель­но помогал Геннадию Ивановичу в его сборах.

Когда все было готово, корабли отплыли в залив Счастья.

Переход до Петровского был совершен быстро и без приключений. Но уже совсем невдалеке от места назначения на море вдруг опустился густой туман, наступила ночь, и оба судна из предосторожности стали на якорь.

Утро пришло туманное, серое, «мрачность» обле­гала горизонт. Ветра почти не было, и суда медленно двигались к входу в залив Счастья. Серое, непривет­ливое море лениво катило некрупную зыбь. Сквозь обрывки тумана виднелись пустынные низкие берега. Внезапно «Байкал» наскочил на песчаный риф. Был отлив, и корабль находился в опасном положении. «Шелехов» медленно двигался на помощь.

Трижды стреляли из пушек в надежде, что в Пе­тровском услышат и придут на помощь, но ответа не было. Между тем волны прибивали «Байкал» к под­водному камню. Опасность все возрастала. На «Шелехове» вдруг возникла тревожная суета. В трюме от­крылась течь, вода прибывала с угрожающей быстро­той. Помпы не успевали откачивать ее, и «Шелехов» заметно погружался в море.

Невельской направил судно к мели. На палубе женщины и дети с воплями метались в разные сто­роны. Здесь же матросы равняли бочонки с порохом и спешно выносили из трюмов груз. Офицеры и казаки работали у помп. Екатерина Ивановна пробовала успокоить женщин, но никто не слушал ее. Невель­ской приказал спускать шлюпки, чтобы перевезти женщин и детей на «Байкал». Между тем благоприят­ный ветер – на берег – и близость мели позволили команде спасти судно. «Шелехов», скрипя грузным корпусом с полощущими парусами, наскочил на мель. Вода уже достигала русленей. Ветер, усиливаясь, свистел в снастях, и волны шли прямо через палубу. Из Петровского не отвечали на выстрелы с тонущего судна.

Женщин и детей стали ссаживать в шлюпки. Ека­терина Ивановна на просьбы офицеров покинуть ко­рабль отвечала, что она жена командира и сойдет последней. Все время она держалась мужественно и твердо. Глядя на нее, никто не мог бы сказать, что она испытывает страх. И только уже в шлюпке, когда волны сорвали с палубы красивую мебель, которую она впервые в жизни купила самостоятельно, Екате­рина Ивановна не выдержала и заплакала. Лейтенант Бошняк, управлявший лодкой, стал успокаивать ее, но она, улыбаясь сквозь слезы, указала рукой на мелькающие в волнах ножки новеньких кресел и уве­рила его, что плачет не от страха.