Путь к отцу

Петров Александр

Константин слушал профессора с нарастающим интересом, предполагая, что самое интересное еще впереди.

— Я берусь предположить, что вы достаточно трезвая личность, чтобы адекватно себя оценить в среде этого комплекса. Но тут наложилась более серьезная проблема. Ее называют комплексом Каина. Вы с самого детства соперничаете с братом-близнецом. Он вас подавлял, а вы пытались доказать и ему и себе, что вы не хуже. И это нормально! Если ваш брат доминирует в сфере физической силы и воли, то вам дано доминировать в интеллекте. Вам достаточно себя правильно оценить, чтобы навсегда распрощаться с этой проблемой. У вас для этого все есть:

ум, власть, деньги. Да и физически вы в норме. Так что научитесь себя уважать за ваши явные достижения. Станьте эгоистом в хорошем смысле этого слова. В любое свободное время внушайте себе: я — умный, я — гениальный, я — элита мира.

— Профессор, почему это называется комплексом Каина?

— По аналогии с библейским Каином, который убил своего брата Авеля... Бог спрашивает Каина: «Где Авель, брат твой?» Каин отвечает: «Не знаю, разве я сторож брату моему?» — «Что ты сделал? — говорит Бог Каину. — Голос крови брата твоего вопиет ко Мне от земли».

— Да, но это не вполне корректная аналогия. Я ведь не убивал своего брата Антона.

— Дело в том, что в психиатрии не так важен поступок, как намерение. Как сказал Монтень, не поступки, а намерения определяют нравственный облик человека. То есть если вы даже только хотели убить брата, то в душе уже его убили. Но все это не страшно. Следуйте моим рекомендациям, и я уверен, вы скоро освободитесь от этой проблемы.

Когда из полутемного кабинета они вышли на залитую солнцем улицу, Константин остановился, всем корпусом повернулся к другу.

— Отвечаю на твой мефистофельский запрос, — взял нижний конец галстука и произнес в него, будто в микрофон. — У нас все есть, и нам ничего вашего не надо!

...Все вышли, и в келье старца остался только инок. Он не решался нарушить молитву и терпеливо ожидал.

— Не надо тебе идти в мир, чадо, — произнес, не открывая глаз, старец. — Ты сделал только первые шаги к успокоению страстей. В стенах обители ты под Божиим покровом. Стоит тебе выйти в мир, и страсти снова обретут силу и погубят тебя.

— Я должен отыскать брата и покаяться перед ним. Грех на мне, отче. Это сильно мучает меня.

— Знаю твой грех. Только разрешает от грехов не человек, а Господь. Ему и кайся. А в миру и сам погибнешь, и брата за собой во тьму утащишь. Молись за брата своего. Положи все на волю Божию. Как Господь от несказанных милостей Своих промыслит — так и будет. Ступай.

Инок в своей крохотной келье встал перед иконами и, глядя на огонек лампады, попросил Господа дать ему сил молиться за брата. Прислушался к себе: в душе установился покой. Впервые он чувствовал такую сильную потребность к молитве. «Значит, Господь восхотел спасти брата. Положу себе молиться за него, пока точно не узнаю о его покаянии».

После предначинательных молитв он положил за брата сорок поклонов, почувствовал дерзновение в молитве и зашептал:

— Господи, Иисусе Христе, не отвержи моего недостойного обращения к благости Твоей. Нет греха, который Ты не простил бы Своею бесконечною милостию. Нет человека, которого бы Ты не смог обратить на путь спасения. Ибо все Тебе возможно. Тяжко согрешил я перед братом своим, и жестоко мучает и обличает меня совесть. Своими грехами досаждал я брату и соблазнял его во грех. Дай мне, Господи, сил искупить и грехи брата моего. Дай мне увидеть его на пути спасения.

В глубине сердца народилась и мягкими волнами растеклась по всему его существу благодатная теплота. Сердцем своим

он почувствовал, как смиренен Господь Иисус, как сладка Его отеческая любовь, как бесконечно милостив и заботлив Он. И к нему, сыну Своему блудному, вставшему на путь покаяния. И к брату его. И к людям — всем и каждому. «Иисусе, Иисусе, Иисусе мой...» — шептал он, а радостные слезы текли и текли...

В монастырские ворота вошли двое богато одетых мужчин. Оглянулись в нерешительности, спросили у проходившего мимо светлобородого монаха, где найти игумена. Тот, не поднимая глаз, указал на угловой домик с церковкой и, неслышно ступая, отошел.

В келье старца монах едва слышно сказал:

— Отче, брат мой приехал. Благословите поговорить с ним.

— Прежде помолимся.

Старец и монах стали на колени перед образами.

Молиться вместе со старцем — великая честь.

Монах с первого слова ощутил, как теплотой откликнулось его сердце, претворяя и его самого, и все вокруг в единый радостный молитвенный вздох.

Не старец немощный, осеребренный сединами, стоял сог­бенно рядом, а вечно молодая душа его, усмирив себя во прах, освободила себя от плотского для вмещения благодати Духа Святого.

Не было ни тени, ни грустинки, ни малейшего телесного неудобства.

Все здесь сияло и радовалось, пело и животворилось не­опалимым огнем великой любви Христовой.

— Ступай, чадо, к брату твоему и с любовью скажи ему слово Божие. Благослови тебя Господь.

— Константин, брат мой, здравствуй.

— Антон? Ты?

— Антона нет. Теперь мое имя Авель. При пострижении нареченное. Я виноват, тяжко согрешил перед тобой. Прошу тебя, прости меня, подлого.

— Что ты... Конечно, прощаю, брат. Конечно. Ты тоже... меня... прости...

— Бог простит, как я простил. Благодарю тебя. Сильно мучился я. Теперь легче стало.

— И мне... тоже полегчало. Как же ты здесь оказался?

— Господь призвал.

— Как это?

— Из тюрьмы вышел. Куда идти, не знал. Зашел в церковь посоветоваться. Батюшка подсказал, а сюда пешком пришел.

— Тебя не узнать. Как тебе здесь живется?

— Хорошо. Теперь хорошо.

— Я в последнее время часто вспоминал о тебе.

— Знаю.

— Откуда?

— Я просил Господа, и Он мне открыл про тебя. Я молился о тебе, и Господь охранял тебя.

— Ты хочешь сказать, что и здесь я не случайно?

— Я просил Господа, и Он привел тебя сюда. Сильно мучился я, брат, совесть меня обличала.

— Меня тоже. Как же нам теперь жить? Я искал тебя, чтобы вместе...

— А мы теперь и будем вместе. Раньше нас разделяла обида, теперь соединяет любовь.

— Ты сказал, что знаешь обо мне. Раз так, скажи, как жить мне теперь. Я запутался.

— Помнишь парк на берегу океана? Ты его раем назвал.

— Ты и об этом знаешь?

— Я словно твоими глазами все видел. Не удивляйся, Богу все возможно. Ты вспомни синее море, высокие пальмы, кусты лавра, цветы, траву, платаны. Там еще пруды, а в них рыбка плавала. Птицы летали и стрекозы. Вспомни, сколько там было солнца! Как красиво! В тюрьме, где я сидел, тоже были красивые места. Меня там посылали в яблоневом саду работать, цветы начальству тюремному выращивал. И все-таки это была тюрьма. А там, куда мы должны вернуться из земного заточения, так несказанно красиво, что нет и слов таких, чтобы объяснить. Нет красок таких, чтобы нарисовать. Нет света такой яркости и силы, чтобы сравнить.