Путь к отцу
Шрифт:
Заехал как-то к ним в гости Игорь. Пьяный и злой, долго объяснял, почему ему так не везет в жизни: и на работе напряг, и в семье ссоры. Маринка совсем остервенела, заставляет его добывать деньги для удовлетворения ее неуклонно растущих потребностей. Без выходных и отпусков вкалывает он теперь то на основной работе, то в шабашной бригаде на дачах у торгашей. Чем она в его отсутствие занимается, он не знает, может только догадываться... Благо бы детей воспитывала, так нет, рожать не желает, говорит, что фигура испортится. Тут он окинул несколько округлившуюся, но по-прежнему стройную и гибкую фигуру Ниночки, налил себе и Кириллу по стакану
Когда мужчины среди ночи пошли за очередной бутылкой в ресторан, Ниночка порылась в своей шкатулке, нашла перстень с большим гранатом, полученный в наследство от старенькой бабушки, и положила его в кармашек дорожной сумки Игоря. Прислушалась к себе и успокоенно обнаружила, что ничего, кроме жалости, к нему не испытывает.
Дарья Михайловна вышла на пенсию, продала вдруг свою дачу и переселилась к тете Матрене. Та все еще «скрипела», как она сама говаривала, в большом доме, который несколько лет расширял и надстраивал Кирилл. Так две старушки и жили вместе в заботах деревенской жизни, в ожидании приезда молодых с растущими не по дням, а по часам внуками.
После окончания школы дороги братьев разошлись. Сергей поступил в институт и намекнул матери, чтобы она готовилась к свадьбе с его школьной подругой Леной. Он как-то сказал, что выбирал себе невесту, похожую на мать, и вот нашел. Действительно, Леночка воспитывалась в семье, где царил дух благочестия и православных традиций. Отец близко не подпускал к младшей дочери наглых и шустрых парней, а дочь, впитавшая с детства послушание родительской воле, беспрекословно ему подчинялась. Появление Сергея на дне рождения дочки сначала насторожило отца, но после серьезного разговора наедине, больше похожего на допрос, он успокоился и позволил им встречаться.
Борис объявил родителям, что еще не решил, куда идти учиться, поэтому он пойдет служить в армию. Пока брат месяцами сидел над учебниками, Борис каждый день с утра до вечера пропадал в спортивном клубе, где совершенствовал и без того мастерские навыки рукопашного боя. Была у него во дворе своя боевая дружина, в которой Борис, конечно, верховодил. Участковый оперуполномоченный организовал из этого драчливого коллектива отряд дружинников, на который опирался на вверенном ему участке. Чем лупить парней из соседних дворов просто так, пусть это делают во имя порядка.
Единственным местом, которое братья посещали вместе, была церковь. Отец Михаил помнил этих двух таких непохожих близнецов еще с их крещения. Сергей не доставлял ему хлопот, проявляя постоянную готовность к признанию любого греха, был удивительно смиренен и спокоен. Но уж с Борисом батюшке пришлось здорово повозиться. То вдруг попросит благословения кому-то «морду набить», то приобрести пистолет для защиты своей семьи от хулиганов, то с малолетства просился в армию «сыном полка». Отец Михаил сам прошел войну, и до сих пор его большие кулаки непроизвольно сжимались, когда он видел несправедливость, но по своему опыту знал он также, что вот такие горячие ребята обычно гибнут первыми, и чаще всего совершенно бесполезно... Поэтому не жалел он своего времени для бесед с Борисом, учил смирению и любви, доказывал, что воины среди мирян всегда найдутся, а вот молитвенников на Руси великой недостаточно, а именно на этом молитвенном плане и решаются судьбы множества людей и даже государств. Никак не желал Борис
— Если Господь меня сотворил воином, — бил он себя здоровенным кулаком в широкую грудь, — то мое дело — врагов «мочить», а молится пусть Серенька, это у него лучше получается.
«Сгорит паренек, как порох», — вздыхал батюшка, но понимал, что Борис из тех людей, которым нужно самим лоб разбить, чтобы оценить твердость стены, и лишь молился за него сугубо, стоя на коленях у Престола в Алтаре.
Торжественное настроение после успешной защиты докторской диссертации Кирилла несколько омрачилось повесткой из военкомата, принесенной курьером. Родители хоть и знали, что рано или поздно это случится, но все равно огорчились. Зато Борис от радости чуть потолок макушкой не пробил!
После «учебки», где Борис успешно заработал сержантские лычки, его направили на спецкурсы. Когда подходил к концу второй год, и офицеры вели с ним разговоры о продолжении службы в армейских рядах, грянула война на Кавказе. Одним из первых полк, в котором служил Борис, вступил в боевые действия.
С самого утра у Ниночки все валилось из рук. Сердце сжималось и ныло. По радио сообщали, что наши войска громят сепаратистов по всей мятежной республике. Ей сразу представлялось, как ее сын несется на танке, из пушки которого бабахает огнем, а он сидит на башне и, как Чапай, рукой показывает направление атаки.
Но в это время Борис лежал на дне вонючей ямы с окровавленной головой. Их полк окружили, обстреляли ураганным огнем пулеметов и тяжелой артиллерии, а потом его контузило взрывом фугаса — и вот он очнулся в этой яме. Голова пылала, перед глазами все плыло, его тошнило, хотелось пить. Рядом лежал, свернувшись калачиком, салажонок, скулил и трясся всем хилым телом дистрофика. Борис положил ему руку на плечо и прохрипел:
— Не трусь, пацан, мы еще с тобой повоюем.
Над краем ямы нависла голова в зеленой повязке, и сквозь густую бороду блеснула белозубая улыбка:
— Ванька очнулся. Я тэбя лычно рэзать буду, Ванька. Так харашо рэзать буду, что ты прасыт умереть будэш.
— Это, дорогой, вряд ли... — задумчиво ответил Борис.
Бородач ушел и вернулся с тремя разбойниками. Они спустили в яму лестницу и молча ждали, пока раненые поднимутся. Борис подсаживал паренька, но когда на земле повертел головой, чтобы понять, где они, голова закружилась и тошнота снова подступила к горлу. Едва устоял на ногах.
Привели их в полуразрушенный дом, усадили за стол. Перед каждым поставили банку с тушенкой и положили по куску хлеба. От запаха пищи замутило и засосало в желудке. Они набросились на еду. Бородач, наверное, старший из всех, с зеленой повязкой на лбу, посмеялся, перекинувшись со своими на гортанном наречии, потом ласково заговорил по-русски:
— Мы уважаем воинов. Вы настоящие мужчины. Мы не хотим вас убивать. Мы хотим, чтобы вы стали нашими братьями. Враг у нас один. Это он послал вас в наш дом убивать наших детей. Мы вместе будем кушать шашлык и воевать. Примите нашу веру. Станьте воинами Аллаха. Здесь уже много славян стали нашими братьями.
— Мы православные, — глядя перед собой, сказал Борис. — Крест мы надеваем раз в жизни и не снимаем до смерти. И если я предам свою веру, ты первый меня уважать перестанешь.
Часовой, который обещал «резать Ваньку», вынул нож и стал умолять старшего разрешить ему выполнить обещания, но тот остановил его жестом руки и с улыбкой произнес: