Путь к отцу
Шрифт:
Ох, как билось сердечко, когда она подходила к мальчишеской избе. А как услышала ругань похабную за дверью, так совсем ноженьки ослабли. Подбежала тогда откуда ни возьмись Тамара, стукнула в дверь, шальная, и снова за угол скрылась. Открыл на стук сам Игорь, будто за дверью стоял и ждал. Не удивился даже, накинул телогрейку и вышел. На улице присели они на скамейку. Игорь закурил, и она заметила, как он волнуется и не знает, как себя вести. Это ее успокоило.
Поговорили о том, о сем. Замолчали. Поднял он на нее глаза, долго вглядывался в ее открытое лицо с ясными светло-серыми глазами и улыбчивыми мягкими губами, приметил
Однажды на лекции Игорь сидел рядом и шутливо переговаривался то с Ниночкой, то с Сергеем. Но вот Сергей, гаденько улыбаясь, сказал ему на ухо что-то нехорошее, слышно было только «Нинка». Игорь побледнел и, глядя прямо перед собой, сказал ему, чтобы после лекции обязательно его дождался для разговора. На последней лекции в этот день их обоих не было, а на следующий день Сергей пришел в темных очках, что свидетельствовало о наличии под ними синяка. Тамара после этого инцидента громким шепотом настаивала на повторении попытки сблизиться с Игорем. Ниночка не знала, как поступить, только разрешил ее сомнения сам Игорь. Пригласил ее вечером в свою комнату на праздничный ужин. Она и согласилась.
Проживал он в новом общежитии в двухместной комнате с Виктором, у которого протекал бурный роман со Светой. В субботу Тамара уехала домой, Света пригласила Виктора в комнату, где они жили с Ниночкой. Так что Игорь в комнате был один.
— Ты вот что, Нинок, — сразу заявил Игорь, когда они остались наедине, — ты меня не бойся, я приставать к тебе не буду. И вообще обещаю, что никогда не смогу сделать что-нибудь такое, что бы тебя обидело. Ты мне очень нравишься. Очень... Но только мы такие разные, будто из разных стран, с разных планет. Ты слишком... хорошая для меня. Я бабник и пьяница, а ты — цветочек... Чистая, как первый снег. Я за тебя любому башку снесу, так и знай.
О чем они после говорили — Ниночка почти не запомнила. Только она уже была и не против, чтобы он слегка поприставал, совсем немножко... Они слушали хорошую музыку: в комнате имелся стереомагнитофон со множеством записей. Игорь наливал сухое вино, лимонад, подкладывал ей в тарелку салат оливье, цыплят табака, пельмени в омлете — все это он купил в ближайшем ресторане. На вопрос, откуда у него такие деньжищи, чтобы по ресторанам ходить, он признался, что по вечерам с ребятами ходит на соседний завод подрабатывать.
«А вообще-то он парень ничего, зачем уж так-то себя в бабники и пьяницы прописал? А уж красавец... умница, отличник... Поэт, между прочим. Я бы тебе, Игорек, все простила, только бы ты рядом был».
Потом на столе появилась еще одна бутылка вина, уже покрепче. Игорь быстро пьянел, бил себя в грудь и обещал «всем все поотрывать, ежели что». Потом вдруг поднял глаза на Ниночку, оглядел пристально, смутив девушку до румянца, и после долгой паузы произнес:
— Хорошая ты девчонка! А я… такая мразь!
Мягко выпроводил девушку и поплелся искать себе подобную.
Ниночка долго с жалостным повизгиванием скреблась в дверь своей комнаты, но там шушукались и не открывали.
Игорь жил своей веселой жизнью: учился и работал, гулял и читал со сцены свои стихи, менял девушек, друзей, модную одежду. Иногда заходил к Ниночке, удивлялся, что она в комнате почти всегда одна, дарил ей цветок или мороженое и, вздохнув, уходил.
Недели за две до сессии в их группе появилась новенькая: она перевелась из университета. Девушка, звали ее Марина, была стройной и красивой, как актриса. Однажды на зачете Игорь подошел к Марине и попросил ее пропустить вперед: он, как всегда, торопился. Марина свысока глянула на Игоря и, по-кошачьи фыркнув, отказала. Ниночка уступила свою очередь, чем Игорь и воспользовался. Когда Ниночка с зачеткой в руках вышла из аудитории, Игорь ждал ее:
— Нинок, а не пойти ли нам вместе?
— Пойдем. А куда?
— Сегодня в Кремле классический джаз. Мы еще успеем.
На подходе к Кремлю где-то за километр уже спрашивали «лишний билетик». Ниночка впервые оказалась на концерте, ей все здесь было интересно: роскошно одетые дамы с мужчинами в галстуках-бабочках, буфет с шампанским, странные молодые люди с начесанными волосами, колонны, ковровые дорожки.
Но самое главное — Игорь был рядом, угощал ее шипучим вином, бутербродами с икрой и рассказывал о джазе, как его нужно слушать и что такое импровизация. Сначала Ниночка стеснялась своего более чем скромного вида, но Игорь успокоил ее тем, что она здесь «самая красивая», а одеваются на джазовые концерты «кто как захочет, потому что это не музыка толстых, а музыка пьяных, тоскующих по Африке негров». А если Игорю все равно, то и Ниночке нормально.
Впереди сидела занятная парочка: пожилой седоватый мужчина в свитере с бородкой и молодая девушка в очках. Во время импровизации, когда саксофонист выдувал из своей изогнутой замысловатой трубы какие-то заунывно-воющие звуки, бородач поворачивал голову к подруге и, расплываясь в улыбке, закатив глаза, выражал своим видом, что это то самое, из-за чего он сюда пришел, вот это — как вино, как дыню кушать, как... А Ниночке в голову лезли воспоминания о дедушке Семене, который на своей гармони выводил «Подмосковные вечера», а все слушатели глядели на небо и вздыхали... Игорь слушал напряженно: то шею вытягивал, то разваливался в кресле, отдыхая, то снова переживал за солистов. Иногда он наклонялся к Ниночке и на ушко шептал:
— Представляешь, ритм в двенадцать тактов — это же как в симфонии! Потряса-а-а-юще!
В антракте они встретили «новенькую» Марину в вечернем платье с элегантным молодым мужчиной в смокинге. Ниночка с Игорем приветливо кивнули им, но ответа не последовало: их не замечали. Игоря это опечалило.
После концерта они брели пешком по главной улице. Ниночка слушала витиеватые рассуждения кавалера и рассматривала незнакомую ей ночную жизнь центра города. Шумно гуляли в ресторанах, развеселые пьяные компании шатались от витрины к витрине, по дороге ехали переполненные частные машины и такси. Вот идет с молодым парнем молодящаяся красотка в шубе и, размахивая сигареткой, хриплым баском констатирует: «В кабаке — как в кабаке!» Оказывается, жизнь не кончается десятью вечера, а шумит до поздней ночи.