Путь к рассвету
Шрифт:
– Он еще какое-то время пролежит без чувств, - сказал Касо.
– Но, возможно, недостаточно долго, чтобы вы успели добраться до Минбара… хотя, я надеюсь, достаточно, чтобы вы оказались, по меньшей мере, в далеком космосе, в нескольких зонах перехода отсюда.
– Если он все-таки проснется раньше времени, ни в коем случае не говорите ему, где вы находитесь. Мы надеемся, что даже Страж не в силах сообщить Дракхам такую информацию, которой не владеет его носитель.
– Дунсени еще раз с беспокойством огляделся по сторонам.
– Просто так стоять и разговаривать здесь контрпродуктивно.
Шеридан быстро прошел в кабину шаттла, Деленн осталась возле Дэвида, нежно поглаживая его волосы. Она до сих пор не могла до конца поверить в то, что он снова был с ними. Она взглянула на Дунсени, который стоял снаружи у шаттла и с невозмутимым видом следил, как закрывается его люк. Позади него в отдалении вырисовывались на фоне темного неба контуры горящего города. Как раз в тот момент, когда люк должен был закрыться окончательно, Дунсени сказал - без малейшего намека на иронию:
– Спасибо за визит на нашу прекрасную Приму Центавра. Надеемся, что вы остались довольны путешествием. Прилетайте к нам снова.
И люк закрылся.
Глава 14
Далеко, далеко от всего этого:
На смертном одре лежала некая женщина-центаврианка.
Служанки, ухаживавшие за ней, порхали вокруг нее, как мотыльки, перелетали с места на место, меняли примочки на ее голове, горевшей в лихорадке, пытались предотвратить обезвоживание и позаботиться обо всех ее нуждах. Но умирающая мало обращала на них внимания, возможно, даже не понимала, что они находятся рядом с ней. Она безотрывно смотрела в потолок, хотя глаза ее при этом были такими остекленевшими, что трудно было понять, видит ли она в самом деле хоть что-нибудь.
Временами даже казалось, что смотрит она вовсе не на потолок, а сквозь него. И видит места, в которые невозможно заглянуть, миры, удаленные на много световых лет отсюда, и события, которых она не могла видеть, о которых она даже не могла знать… и тем не менее, почему-то, знала…
В тот момент, когда Г’Кар почувствовал, как чужие пальцы сжали его горло, он понял, что пути назад уже не будет. Он понял, что это и в самом деле битва всей его жизни… и битва за его жизнь. Но не на Лондо он смотрел, удваивая усилия, чтобы сокрушить горло императора. Он полностью сфокусировался на том глазе, который, проснувшись, уставился на него: единственном, немигающем глазе.
И он видел в этом глазе ужас, и этот ужас придал ему новые силы.
«Сильнее, Лондо! Спаси нас! Спаси нас! Мы не хотим умирать!»
Лондо видел зловещий красный глаз Г’Кара, уставившийся на его плечо. И понял, что, в конце концов, Г’Кару пришлось вести битву не с ним, а с угнездившейся на нем тварью. Разум Лондо практически отключился от происходящего. И это было символично: ведь уже много лет, как Лондо стал марионеткой темных, закулисных сил, зримым воплощением которых и являлся Страж.
Но даже размышляя подобным образом, Лондо чувствовал, как руки его наращивают
«Лондо! Ты можешь его остановить! Ты можешь убить Нарна, и мы сможем жить дальше, и нам станет гораздо лучше, у тебя будет гораздо больше времени на самого себя, мы можем даровать тебе это, мы будем к тебе добрее, и Дракхи будут к тебе добрее, люби нас, Лондо, останови его!»
Лондо слышал, что когда умираешь, вся жизнь пробегает заново у тебя перед глазами…
По мере того, как пальцы Г’Кара все глубже впивались в него, его разум начинал меркнуть, и Лондо ожидал, что сейчас-то он и увидит все, но не было ничего… Время растягивалось, а перед глазами у него по-прежнему не было ничего… время сгущалось вокруг него, а перед глазами так ничего и не было…
Ничего…
«Лондо… бейся… бейся… спаси нас… Шив’кала… Дракх, властелин сумрака, спаси нас… не исчезай, не уходи, спаси нас, спаси тех, кто служит тебе…»
Слова, слова, слова… так много слов…
Поначалу это казалось Г’Кару невероятным. Он, в конце концов, родился воином, и терпеть не мог слова, и все же именно слова стали в конечном счете его главным оружием, наносящим раны более глубокие, чем любой клинок, разбивающим больше дверей, чем любой таран. Слова, слова, слова… слова из прошлого нахлынули на него:
«Никто не является тем, кем кажется…»
«Я не для того сражался, чтобы, сбросив одного тирана, тут же самому занять его место…»
«Во внешних мирах кто-то есть, На’Тот…»
«Того будущего, к которому мы привыкли, больше нет…»
Эти и сотни других фраз выскакивали из разных уголков его памяти, боролись друг с другом за то, чтобы быть вновь услышанными, за то, чтобы он вспомнил именно эти фразы, пережил и оценил их один последний раз, в тот последний миг, когда он соскользнет в небытие.
Г’Кар навалился на Лондо и рухнул вместе с ним на пол, не отпуская рук с горла императора, и не отводя взгляда со злобного существа, уставившегося на Г’Кара своим единственным глазом. Как бы ему хотелось услышать, как это безротое существо вопит от ужаса. И тут он понял, что каким-то непостижимым образом, на самом деле он и вправду слышит его… Нет, не слышит… чувствует…
Чувствует его… Чувствует все…
Чувствует вновь агонию, пережитую им при виде висящего на дереве отца, при последнем вздохе сказавшего сыну, что тот может гордиться им…
Чувствует теплоту крови, облившей его… крови первого убитого им центаврианина…
Чувствует боль от раздавливающих его гравиколец, надетых на него Деленн…
Чувствует боль потери и унижение, вызванное предательством Лондо Моллари по отношению ко всему его народу…
Чувствует позор бесчестья, будучи изгнанным из Совета Вавилона 5 после падения Нарна… И прилив отчаянной гордости за свою прощальную речь на этом совете…