Путь к себе
Шрифт:
– Где же твоя знаменитая коса? – заговорил я, словно мы только вчера расстались.
Она облегченно вздохнула.
– Коса была лишь для мамы, и в замужестве я от нее избавилась. А что, так очень плохо?
– В тебе ничего плохого быть не может. Идем.
Узнав, что она в Ленинграде впервые, я попросил водителя выбрать маршрут поинтереснее и не торопиться… Мне понравилось, как непринужденно она ведет себя, расспрашивая об увиденном. И уже в квартире, наблюдая за ней, понял – пора уходить, иначе вместо намечающегося вечера любви получится скоротечное удовлетворение страсти. С работы я позвонил в ресторан и попросил прислать к восемнадцати часам ужин.
С этим рестораном вышла интересная
Договорившись с рестораном, сообщил об этом Ире. Грудной, тревожащий тон ее голоса заставил меня не задерживаться ни минуты лишней. В прихожей витал незнакомый, еле уловимый аромат. Звучала тихая музыка из французского фильма. Через широкую двустворчатую дверь в ярко освещенной гостиной был виден стол, накрытый на две персоны, возле которого, вполоборота ко мне, оглядывая сервировку, стояла она…
У меня перехватило дыхание – такой пленящей женской привлекательности я, наверное, не видел никогда. Платье цвета морской волны словно струилось по ней, и под ним явно угадывались все округлости и впадинки… Когда она склонялась, поправляя приборы, оно, меняя цвет, казалось, то обнажало какую-то часть тела, то целомудренно прикрывало, невольно пробуждая эротическую фантазию.
Я включил свет. Ира обернулась, сделала несколько шагов навстречу и замерла в нерешительности…
За ужином слушая, но не слыша ее рассказа о неудачном замужестве, я просто смотрел на нее. Наши взгляды встретились… Всё, что так соблазнительно угадывалось под платьем, я ощутил, обнимая… и, легонько подтолкнув ее к открытой двери спальни, не спеша, наслаждаясь этой неспешностью, допил свое вино.
Четкий силуэт вырисовывался на фоне освещенного вечерними фонарями окна. Еле касаясь губами шелковых завитков ее волос, я нащупал маленький замочек скрытой молнии и обнажил узкую белую спину. Ира повела плечами, платье опало… Покачнувшись, она окончательно освободилась от него. Задыхаясь от наслаждения, я ласкал нежную грудь; подрагивающее, словно в ознобе, тело ее наполнялось желанием, глаза туманились… Опустив на кровать, и, любуясь ею, расцвеченной бликами уличного света, я медленно раздевался, изнемогая в эротических устремлениях. Улавливая мои желания, она с готовностью им подчинялась, и при ее молодости, красоте и стеснительной неопытности это было так сладостно… Её особенность: в какой-то момент близости терять осознание реальности, растворяясь в действии и наслаждении, – превращала эту волшебную ночь в вечность. Подобных «марафонов» у меня давно уже не случалось, и мы проспали до обеда, благо я предупредил на службе о более позднем своем прибытии.
Перед уходом я предупредил, что скоро придёт Римма Степановна – домработница, с которой можно обсудить любые бытовые вопросы.
– А кем мне представиться? – смутилась Ирина.
– Дальней родственницей, – засмеялся я, – не беспокойся, она очень понятливая.
С Риммой Степановной мне повезло: года два назад она остановила меня во дворе и предложила свои услуги, объяснив, что ей невыносимо слышать, как очередная домоправительница злословит обо мне. А муж Риммы Степановны, ходивший когда-то со мной боцманом, уверяет, что на своем веку лучшего командира и человека он не встречал. Выяснилось,
После такой ночи работать не хотелось. Сократив через секретаря контакты, я расхаживал по кабинету, размышляя о будущем, связанном с Ириной. Строить долговременные, а тем более пожизненные планы, учитывая разницу в возрасте, было глупо. Я насмотрелся, да и «пообщался» с молодыми женщинами, имеющими солидных, респектабельных мужей. Надо сказать, иногда выяснялось, что некоторые рогоносцы знали о похождениях любимых жен и втайне даже способствовали этому. Должно быть, фантазии на тему, как пользуются ею, – возбуждали и заводили их. Это явно не мое…
Второй вариант: жить свободно, позволяя ей всё, как и себе, – тоже не подходил. Она мне очень нравилась, и делить ее с кем-то, ловя насмешливые взгляды, не хотелось. К тому же путь этот по неопытности может завести в такие дебри, из которых бывает трудно выбраться. Предложи я подобные отношения, думаю, она бы искренне возмутилась и обиделась. «И вообще, что за мысли в отношении доверчивой прелестницы?» – одернул я себя и решил: надо договориться, допустим, года на три. На дольше загадывать не стоит, на меньше – не стоит труда. Эти годы жить в любви, согласии и доверии, потому что таков договор, а он, как известно, дороже денег. «И, может быть, на мой закат печальный блеснет любовь улыбкою прощальной». Это про меня… Она же освоится, присмотрится и, возможно, наметит для себя другую жизнь.
К дому я подъезжал в ощущении счастья, и оно усилилось, когда Ира встретила меня, заглядывая своими изумленными глазами прямо в душу…
Вечер незаметно пролетел в разговорах, я изложил свои мысли о дальнейших отношениях, она приняла их с поправкой: «на всю жизнь», но я шутливо-категорично возразил:
– Нет, на три года.
– Как скажешь… – были ее последние слова перед безумствами ночи.
***
Началась сказка… Сократив свою рабочую неделю, я вместе с Ирой заново знакомился с городом, его дворцами и музеями, и несколько дней мы даже провели на военном корабле, участвующем в маневрах. Надо было видеть, какие завистливые взгляды провожали нас, уединявшихся в своей каюте.
На приеме в честь зарубежных гостей мы встретились с Бармиными. Елена Владимировна отнеслась к моей спутнице доброжелательно, но меня задел ее снисходительный взгляд, когда невдалеке от них пришлось представлять Ирину, как свою племянницу, плотоядно смотревшему на нее высокому чину. Она в своем зеленом платье была неотразима, восторгаясь обществом и упиваясь впечатлением, которое производила… А я, в восторге от нее, через два часа дома в полной мере наслаждался тем, чем другие только любовались.
Поначалу я сомневался, знакомить ли Ирину с Эллой… Когда я перевелся в ведомство Сергея, мы с ней стали чаще видеться, но ни с чьей стороны не было даже намека на интим – были просто взаимная симпатия и доверие. Вскоре она ушла от Сергея и жила в мансарде-мастерской с каким-то блаженным художником, безумно в нее влюбленным. Брошенный любовник, сочтя себя оскорбленным, в жажде мести подключил гражданское начальство, и мансарду у художника отобрали. Вот тогда Элла проявила себя… О том, что по материнской линии ее предками были крымские ханы, Сергей вспомнил, когда «ханша» начала действовать. А действовала она настолько решительно и жестко, что под ним «зашаталось кресло». Не хватало малого, и за этим малым Элла обратилась ко мне. Глядя в бездонные черные глаза, ощущая ее внутреннюю силу и боль за беззащитного гения, я дал нужный компромат… В итоге – художник получил мастерскую, много лучше прежней, а Сергей остался при должности, вынужденный навсегда забыть о них.