Путь к себе
Шрифт:
Мы почти внесли Ирину по лестнице, и, когда открылась дверь, она, видимо, узнав Эллу, выпрямилась и посмотрела на меня. Взгляд стал осмысленным… Она заплакала.
Втащив ее, Элла захлопнула перед нами дверь.
***
Через три дня она сообщила, что под наблюдением врача состояние Иры улучшается, и попросила прислать вещи, так как за ней приезжает муж.
Римма Степановна всё упаковала, а фотографию, стоявшую на рояле, я, разрывая на мелкие кусочки, долго бросал с моста в реку, наблюдая, как они падают, кружась, и тонут, уплывая…
В эти дни я вышел на
Саша обрадовался и обещал в ближайшее время согласовать с начальством мой перевод. Подписывая документы, Сергей, не скрывая неприязни, пожелал:
– Скатертью дорога…
Через неделю я осваивался в новом коллективе, а два месяца спустя, проходя экватор, наблюдал работу наших приборов в тропических условиях. Увлеченный интересными разработками, изредка встречаясь с какой-нибудь прелестницей, я не заметил, как пролетел год.
***
Гоша приобретал известность, и Элла пригласила меня посмотреть его новые работы. Я не был большим ценителем живописи и довольно равнодушно рассматривал картины – но вдруг замер у полотна средних размеров…
В уютную морскую бухту входил парусный фрегат – еще угадывался растворяющийся в открытом море след его движения. Нависшие над левым берегом скалы дальше и выше переходили в заснеженные горные хребты, суровые и манящие. Справа дымка морского горизонта прояснялась синью неба в легких перьях облаков. И в этом небе, затуманенное, словно готовое исчезнуть, проступало лицо женщины. Медные пряди волос, распушенные морским бризом, обрамляли мягкий овал с припухлыми губами и чуть вздернутым носом. Большие зеленые глаза в карих крапинках смотрели так нежно и требовательно, что я невольно отвел взгляд…
Перед уходом я вновь стоял у этой картины, пытаясь понять ее очарование, и ушел, восхищенный талантом художника, сумевшего передать необъяснимое…
В последнее время появилось ощущение, что Элла взяла надо мной шефство. Мы стали чаще общаться по телефону, а когда у них намечалось какое-либо мероприятие, обязательно приглашала меня. Если я отказывался – обычно не настаивала и не обижалась. В этот раз, приглашая на выставку, она упорно не замечала моего нежелания и заявила, что готовит сюрприз. Я вынужден был согласиться.
Выставка не впечатлила. О сюрпризе Элла даже не заикнулась, но меня заинтересовала женщина-экскурсовод: немного за сорок, в длинном платье, облегающем красивую фигуру, очень симпатичная, она держалась отстраненно и загадочно, словно проживая то, о чем рассказывала посетителям. Я был уверен, что мы знакомы… Тщетно пытаясь вспомнить историю этого знакомства, я, наверное, разглядывал ее слишком откровенно и поймал в ответ
Чтобы снять вопросы, в следующее воскресенье я опять отправился на выставку. Но картины и экскурсоводы были другие, и в своей дотошности я дошел до главного администратора. Выяснилось, что провести экскурсию для серьезных людей специально была приглашена Марина Николаевна – искусствовед из Эрмитажа. «Для серьезных» – подчеркивалось: мне давали понять, что я к таковым, конечно же, не отношусь. Представив себя рыскающим по Эрмитажу, я на время отложил дальнейшие поиски.
Через день позвонила Элла и поинтересовалась, посещал ли я в это воскресенье выставку. Я ответил утвердительно, и она, не объясняя ничего, попросила обязательно зайти к ним в ближайшее время. Заинтригованный, вечером следующего дня я был у них. Элла встретила меня, загадочно улыбаясь, и провела к знакомой картине. Из сини неба, нежно и требовательно, на меня смотрела та женщина, с выставки…
– Это она?! – удивился я.
Элла кивнула, мы прошли в гостиную, и на мое: «Объясни…»,-она помолчала,
как бы собираясь с мыслями.
– Ира в свое время рассказала мне, как ты смотрел на Леночку Бармину.
– Елену Владимировну, – поправил я, вспомнив встречу в кафе. – И как это я смотрел?
– Не знаю, – засмеялась Элла. – Но женщины такое замечают, и я поняла еще тогда, кто нужен тебе.
– А как же Ира? Вы с ней так сдружились…
– Да, в ней много хорошего, и я надеялась, что у вас всё получится, она любила тебя.
– Хватит, – прервал я. – Что там у доморощенного психолога про Марину Николаевну?
– А Марина Николаевна той же породы, что и Бармина. Недавно я разговаривала с ее подругой по институту. Вспоминая о Марине и Станиславе Белевском, она рассказывала, как все восхищались этой парой.
На третьем курсе он был отчислен из военно-морского училища по состоянию здоровья. Чтобы восстановиться, стал заниматься самыми экстремальными видами спорта: парашютным, сплавом по горным рекам, альпинизмом. И она, пока не родилась дочка, везде была с ним.
Вернуться в училище не получилось, море и корабли так и остались его голубой мечтой… Он всерьез увлекся альпинизмом, об этом мне говорила уже сама Марина. Нас познакомил Гоша. Он часто общается с ней по работе, а со Станиславом жил в одном доме, и они даже дружили в детстве.
Элла замолчала, глядя на догорающий в камине огонь.
– И что дальше? – не выдержал я.
– Дальше плохо… Пять лет назад дочка-второкурсница влюбилась в молодого канадского дипломата и сбежала с ним за границу. Ему это стоило карьеры, а Марину затаскали в КГБ. Через несколько месяцев в горах разбился Стас. Два года он лежал без движения. Надеясь на чудо, они обменяли свою квартиру на гораздо худшую, потратив доплату на разных знахарей, так как медицина расписалась в бессилии. Вот тогда Гоша написал для Стаса эту картину. Чуда не случилось… Уже три года Марина одна, недавно вновь поменяла квартиру и вернула картину, чтобы ничто не напоминало о прошлом счастье и горе.