Путь к себе
Шрифт:
Он дал мне бумагу, и под диктовку я написала заявление о постановке в очередь на квартиру. С размашистой своей подписью Александр Владимирович убрал заявление в сейф.
– Думаю, всё будет нормально, идите работайте.
Я вышла, не веря в такое счастье и, чтобы не сглазить, никому ничего не стала говорить, даже мужу…
Через неделю ко мне подошла Ангелина Павловна – наш «профком», подчеркнуто интеллигентная дама, и, сознавая важность своей роли в этом событии, произнесла:
– Ирочка, в пятницу, к четырнадцати часам, вам надлежит явиться
Новость моментально облетела оба отдела, и все от души меня поздравляли, шутливо напрашиваясь на новоселье. По пути домой я поделилась своими мыслями с Людмилой Алексеевной.
– Как-то неудобно получается, работаю недавно, есть, наверное, и другие…
– Если и есть, то нуждающиеся в более серьезном улучшении. К тому же все знают, что ты в фаворе у начальства.
Ее слова задели меня, но не хотелось портить настроение выяснением нюансов. С порога, подхватив Жанну и обнимая мужа, я сообщила, что у нас будет своя квартира. Жанна, видя мою радость, счастливо смеялась, а Слава недоверчиво качал головой. Только когда с ордером на руках мы взяли в домоуправлении ключи и осматривали квартиру, он с восхищенным недоумением вымолвил:
– Ну, ты даешь…
С переездом мы не спешили, постепенно благоустраивая новое жилье, но поведение мужа изменилось: он подробно расспрашивал о моих рабочих поездках, то и дело подозрительно что-нибудь уточняя… В постели он стал агрессивным, но, когда я уловила желание унижать меня, потребовала объяснений. После откровенного, тяжелого разговора Слава признался, что страшно ревнует и даже следил за мной.
Я расплакалась.
– Неужели так будет всегда?
– Нет, не будет, – уверял он, – я очень люблю тебя.
Несмотря на его уверения, трещина в отношениях расширялась. Он то подолгу демонстративно не прикасался ко мне, то набрасывался в самое неподходящее время, и приходилось придерживать дверь кухни или ванной – от Жанны, возмущенно стучавшей по ней кулачками.
– Откройте, пустите меня!
Уступая ему во всем, я, как могла, старалась сохранить семейное тепло, но его оставалось всё меньше…
Жанну он любил, и она тянулась больше к отцу, чем ко мне. Ей шел четвертый год, а общались они как равные.
В воскресенье она подошла ко мне.
– Мы с папой идем в парк.
– А меня возьмете?
Она нерешительно пожала плечами, оглядываясь на него. Он кивнул, разрешая…
Обдумывая всё это, я обратилась к зеркалу и поняла, что, увлеченная работой, совсем перестала следить за собой. Решив обновить гардероб и уделять дочери больше времени, активно взялась за дело… Для обновления гардероба, оказалось, достаточно вытащить из дальних ящиков вещи, приобретенные в Ленинграде. Смотрелись они в нашей провинции очень даже неплохо.
Слава понял происходящее по-своему: возомнил, что хочу отнять у него дочку, а наряжаюсь, чтобы соблазнять кого-то. Несмотря на мои попытки достучаться до него, он всё больше отдалялся, и мы уже просто
На работе перемены во мне были замечены и оценены. Если до этого я пользовалась уважением и авторитетом как специалист, то теперь для женской части стала признанной законодательницей мод, а мужчины начали обращаться ко мне по явно надуманным поводам. Следуя наставлениям Изольды Андреевны, вся в ощущении манящей женственности, я словно вынырнула из застойного омута. Вопреки логике муж снова дорожил мною и принимал в постели как драгоценный подарок.
***
Еще когда мы получили ордер, я выбрала момент и зашла поблагодарить Якова Моисеевича. Он рассердился:
– Квартиру свою вы заслужили. В благодарности я не нуждаюсь, но в дальнейшем очень рассчитываю на вас по работе.
Сердитость его, поначалу вводившая меня в ступор, теперь почему-то совсем не пугала. Несмотря на возраст, в нем чувствовался мужчина: иногда я ощущала на себе его пристальный взгляд, и этот взгляд вызывал желание нравиться…
В последнее время мне стали поручать работу Алевтины Геннадьевны, заместителя начальника отдела. Она и раньше часто болела, а теперь совсем перестала появляться. Людмила Алексеевна ситуацию прояснила:
– Алевтину тянут до пенсии, а тебя собираются поставить на ее место.
Она как в воду глядела… Вскоре меня вызвал «шеф» и после недолгих расспросов о жизни, о работе предложил должность заместителя начальника отдела. Я согласилась не раздумывая.
– Вот и отлично, – одобрил он. – Документы уйдут в Москву завтра, а после положительного ответа, в котором я не сомневаюсь, на утверждение надо будет ехать в министерство вам лично, со мной или с Яковом Моисеевичем.
Через неделю мы проводили на пенсию Алевтину Геннадьевну, и, догадываясь о моем повышении, сослуживцы улыбались мне – кто-то искренне, а кто и не очень…
Власти новая должность давала немного, но зарплата и премии повышались существенно, как и ответственность. Радуясь в душе и гордясь собой, я понимала роль в этом Якова Моисеевича и была ему благодарна…
Еще через неделю, в пятницу, он сообщил, что в среду мы должны быть в министерстве и что поездка займет два дня. Предвидя неоднозначную реакцию мужа, я только теперь поделилась с ним своими успехами, а, когда он совсем достал меня подозрениями и домыслами, спросила:
– Может быть, ты немного подучишься и начнешь нормально зарабатывать? А я буду сидеть дома.
Поиграв желваками, он ушел на кухню, и я впервые пожалела, что его подозрения необоснованны.
В понедельник Яков Моисеевич спросил:
– Ирина Юрьевна, вы не против поездки в двухместном купе? Я слишком много путешествовал в своей жизни, и посторонние люди стали меня утомлять.
– Конечно, не против. А я для вас разве не посторонняя?
Спохватившись, что получилось это слишком игриво, добавила:
– Если вас затруднит мое присутствие, то я не против плацкартного вагона, – и тут же осознала нелепую жеманность сказанного.
Конец ознакомительного фрагмента.