Путь к себе
Шрифт:
Потом чертежей оказалось в избытке: проектировщики выдали и свои поспели. Но время ушло. Ни по каким расчетам до паводка не успеть. Пообещали позднюю весну. Решился. Вгрызлись в дно. Начали бетонить. А весна передумала, заторопилась…
Работенка, черт побери! Круглый год оглядывайся да оберегайся: то зимы, то лета!..
Кравчук только что вернулся из котлована, где пробыл почти целые сутки.
Уже рассветало, но в кабинете с зашторенными окнами было почти темно. Кравчук качнулся в кресле, собираясь встать и отдернуть шторы, но передумал. Посидеть так, подремать, пока придут в контору и начнется рабочий
Он утвердился… Как раз от него тут меньше всего зависело… Работали как… даже слов не придумано для такой работы… Как звери!.. Да разве звери могут так работать!.. Они вообще не могут работать… До чего же глупые слова говорим мы зачастую…
И это он, именно он, виноват в том, что люди принуждены работать не как люди, а как звери…
Потом будут речи. Выполнили! Одержали очередную победу! Он будет говорить речь. Другие будут говорить. И кто-то из тех, что все эти дни и ночи работают… как звери, Митрохин скорей всего, у него язык хорошо подвешен, тоже будет говорить… Митрохину можно. Заработал. А вот ему, начальнику стройки, если по совести, так снять шапку, поклониться в ноги и сказать: «Простите меня, добрые люди! Для того поставлен, для того меня советская власть хлебом кормит, чтобы люди работали, как люди, и жили, как люди…»
Только не скажет он так. И никто про это не скажет… Не принято омрачать радость победы. Трудности для того и существуют, чтобы их преодолевать!.. Как еще никто не додумался, что надо их специально создавать, чтобы было что преодолевать?..
А ты хотел без трудностей?.. По асфальту в коммунизм въехать?.. Так надо дорожку строить. Вот и строим! Трудно людям? А для кого труд этот? Для кого строим? Для чего живем, черт побери!..
Нет, не уходи, не уходи в сторону! Это Митрохин так может понимать. Он, кровь из-под ногтей, весь выложился, чтобы трудности эти преодолеть. Не он их создал, он их преодолевает. Не один Митрохин. Таких тысячи, миллионы… Ночью в котловане домохозяйки работали. Эта беленькая, непутевого Лешки Ломова жена, носилки на ногу уронила. В глазах слезы, а не ушла. Отсылал, не ушла… К людям только с открытой душой. Только правду, одну правду. Во всем, в большом и малом…
Раздумья оборвала секретарь Тоня.
— К вам лейтенант из милиции.
Кравчук поднял голову. Да, за окнами день. Подошел, отдернул шторы. Провел ладонями по лицу, сказал Тоне:
— Пусть войдет.
Молоденький лейтенант в ладно подогнанной шинели четко откозырял и представился. Кравчук попросил его сесть.
— Извините, не мог найти ни помощника вашего, ни председателя постройкома. Пришлось вас побеспокоить.
— Слушаю вас.
— У вас работал экскаваторщиком Ломов Алексей Иванович. Арестован за хищение золота. Следствие не закончено, но в отношении его полная ясность. Признал соучастие. По этой статье предусматривается конфискация имущества. Прошу распорядиться в части понятых. Опись придется составить.
— У него семья, — вполголоса, как бы для себя, произнес Кравчук. Поднял глаза на лейтенанта. — Семья в чем виновата?
По свежему, румяному
— Положено.
— Да, конечно, — согласился Кравчук и неожиданно для самого себя сказал: — Только что там описывать? Квартира казенная. Обстановка в ней тоже.
— Но как же… — Лейтенант несколько замялся. — У меня и протокол заготовлен.
— Документ требуется! — резко сказал Кравчук. — Пришлем справку. Сегодня же. А вас попрошу: не тревожьте по пустякам семью. Ей и без того…
— Слушаюсь! — сказал лейтенант и снова откозырял так же четко.
На звонок вошла Тоня.
— Пошлите к жене экскаваторщика Ломова. Скажите, прошу зайти ко мне. Сейчас!
И почти тут же спохватился: Фисе-то зачем знать, что приезжали описывать имущество? И не все ли равно, от милиционера узнала бы или теперь он ей скажет?.. Тоже мне, проявил чуткость!
Фиса вошла в кабинет настороженная, почти испуганная.
— Как нога? — спросил Кравчук.
Фиса не сразу поняла. Потом улыбнулась смущенно:
— Ничего. Отошла.
И еще более встревожилась. Не затем же ее вызвали, чтобы спросить о пустяках.
Кравчук заметил это и еще раз мысленно обругал себя.
— Хотел я к вам подойти в котловане, да не успел. Хотел спросить, куда вас определить на работу и вообще как живете? Не стесняйтесь, скажите прямо.
— Спасибо, ничего мне сейчас не нужно, — ответила Фиса. — Взяли меня кладовщиком в столовую. И товарищи Лешины мне помогают.
— Помогают, говорите, — повторил Кравчук. — Так… Вы ему пишете?
Фиса даже растерялась.
— Конечно. А как же?..
— Написали, что товарищи его вас не оставили?
— Об этом не писала.
— Почему же? Он будет беспокоиться.
Фиса покачала головой.
— Нет… вы его не знаете… — Она вздохнула. — Он до невозможности гордый. Узнает про это… ему еще тяжелее будет…
Часть четвертая
ТО, ЧЕМ ЗАВЕРШИЛОСЬ
Глава двадцатая
СПАСИТЕЛЬНЫЙ КАТЕР
Головным поставили катер Романа Храмцова. Так посоветовал старый лоцман Степан Корнеич, потому что у Романа, сказал он, мотор понадежнее. Конечно, Алексей понял, что дело не в моторе. На катере Василия Вяткина тоже новый двигатель, — Григорий Маркович сам отбирал катера для рейса на Порожную, а он хорошо знал свое хозяйство. Просто старый лоцман не хотел обидеть Василия, отдавая предпочтение Роману.
Когда остались вдвоем, Степан Корнеич сказал Алексею:
— Василий — он тоже парень с понятием и на реке бывалый, однако против Романа не дюжит. Роман — он рисковый, в беде не сробеет и опять же на смекалку скорый.
— Понятно! — сказал Алексей.
Пока расчаливали воз «Алдана» и собирали свой, Варька успела сбегать на буксир. Пробыла она там недолго, но все это время Алексей, забыв о катерах, суетившихся около барж, не спускал глаз с пароходного трапа.
Когда Варька поднялась на палубу баржи, спросил ее как мог равнодушнее: