Путь к себе
Шрифт:
Когда со стола было убрано все, кроме стаканов, сахарницы и огромного медного чайника с густо заваренным чаем, Самохин неожиданно спросил:
— Елисей Назарович, а если по совести? Вы против корректировки из соображений практических или принципиальных?
Кравчук отодвинул стакан в сторону.
— Из принципиальных! Тем более что практические соображения не должны вступать в противоречие с соображениями принципиальными. Такая корректировка — это обман государства. В просторечии показуха.
— Вульгарный термин, — заметил Самохин.
— Согласен. Вульгарный. Но очень удачно выражающий суть явления. Так же как само слово царапает слух, так и действия, выражаемые этим словом, царапают душу человека.
Самохин снисходительно усмехнулся.
— Это уже
— Какая тут к черту лирика!.. Я много думал об этом. И пришел к глубокому убеждению, что мы, я говорю «мы» в самом широком смысле, недооцениваем опасности этого явления. Не понимаем или делаем вид, что не понимаем. Это страшно подлая штука! И, как всякая подлость, рядится в добродетельные одежды. Я за свою не такую уж короткую жизнь был свидетелем бесчисленного множества случаев, когда кривили душой для пользы дела. Показуху оправдать ничем нельзя! Это абсолютно чужеродное явление в нашем обществе. Успехи наши так велики, что нет нужды что-то лакировать и приукрашивать. И корни этого явления не социальные, а так сказать, психологические.
— Ну вот, теперь психология!
— Именно! Разве не так? Какова обычная схема? Мне не хватает трудолюбия, или умения, или организаторских способностей. По этой причине я не справился с порученным мне делом. И не хватает мужества признаться, что не справился… Не так ведь это легко! Могут поругать, могут наказать, а то и попросить из кресла!.. И вот начинается эквилибристика и жонглирование цифрами, натягивание процентов, приукрашивание достижений и затушевывание недостатков. Одним словом, вся эта пакость, которую очень точно окрестили словом «показуха»… А чтобы совесть была чиста — ну кому же охота признать себя подлецом, все-таки каждому лестно равняться на моральный кодекс, — вот тут и вытаскивается на свет божий спасительная формула: для пользы дела… Моя бы власть, специальный закон учредил: карать очковтирателей как злейших врагов общества!
— Ну, это уж вы через край, Елисей Назарович! — засмеялся Самохин.
— Напрасно смеетесь, — хмуро сказал Кравчук. — Показуха страшна даже в самых внешне безобидных формах. Вот в прошлом году, еще на Ангаре. Приходит как-то из школы сын и говорит: опять к нам в школу какая-то делегация приедет. Спрашиваю: почему он так думает? С утра, говорит, по всем коридорам дорожки разостлали. И ухмыляется этак понимающе…
— Вы все-таки педант, точнее пуританин, — сказал Самохин. — Я, например, не вижу в этом ничего предосудительного.
— Конечно! — саркастически усмехнулся Кравчук. — Ничего предосудительного! С младых ногтей приучают к показухе. Только и всего!.. Или вот недавно был случай на Устьинской ГЭС. Очень характерный случай, симптоматичный. Вы ведь были на Устьинской, знаете, эстакада там еще не полностью перекрыла котлован. На эстакаде у них четыре портальных крана. И вот на том, что ближе к концу эстакады, отказал ограничитель. По правилам техники безопасности работать на кране нельзя. Чуть зазевался машинист и… конец! Высота тридцать метров. Внизу работают люди. Но время было горячее, и на технику безопасности махнули рукой… Вы знаете конструкцию этих кранов?.. На ноге крана аварийная кнопка. Нажал, кран остановится. Поэтому помощник машиниста должен находиться внизу, на эстакаде, чтобы, в случае опасности, нажал кнопку — и стоп! Помощником машиниста работала девушка, комсомолка. Славная такая девушка, Лизой звали. И вот этой Лизе наскучило шагать взад-вперед по эстакаде. Поднялась она на портал крана и уселась там. Кран работал в паре с соседним. Опускали вниз железобетонные фермы. Так что конец эстакады у машиниста за спиной. И он не мог видеть, что кран приблизился к самому концу эстакады. Осталось метров пять. И тогда только Лиза спохватилась… Но кнопки-то под рукой нет! И не успеть до нее!.. Тогда она закричала, дико закричала. Машинист услыхал и рванул рубильник… Два метра не дошел кран до края эстакады… Вот такой случай. Теперь слушайте, что происходит дальше. Этой славной девушке следовало всыпать по первое число. Вместо этого ее уговорили написать в объяснительной записке, что она находилась не на портале
Кажется, Дмитрий Дмитриевич намеревался снова что-то возразить, но не успел: лампочка, подвешенная под самым потолком, мигнула трижды.
— Надо по домам, — сказал Кравчук и, подавая пример, первый встал из-за стола. — В нашем распоряжении пятнадцать минут.
Самохин подумал, что вполне во власти начальника стройки распорядиться, чтобы свет выключили не в двенадцать, а, в порядке исключения, хотя бы в час ночи, но ничего не сказал. Бесполезно!.. Педант во всем!
Хотя день выдался утомительный, да и лег Елисей Назарович позднее обычного, но заснуть сразу не мог…
Конечно, он и не должен был тешить себя надеждой, что работник Госкомитета одобрит его самоуправные действия. И, наверно, по-своему Самохин прав. Всяк сверчок знай свой шесток! Он и понимает, что сделано правильно, но узаконить не в его власти… Придется в самое горячее время отрываться от стройки, ехать в Москву, спорить и доказывать… Но это, конечно, единственный путь. Никакими корректировками рук не марать! Руки должны быть чистыми.
Глава семнадцатая
ИДИ САМ!
В доме Груздевых садились ужинать. Садились позднее обычного.
Полина вынула из самодельной электродуховки противень с разогретыми, вкусно пахнущими беляшами и сказала мужу сердито:
— Пересохли.
Анатолий посмотрел на жену и улыбнулся. Полина не умела сердиться. Ее кукольно красивому лицу с большими васильковыми глазами и неправдоподобно крошечным носиком очень трудно было придать сколько-нибудь строгое выражение.
— Чего обрадовался! Раз в год достала свежего мяса и то загубила по твоей милости!
— Так уж и загубила, — весело возразил Анатолий. — Министра кормить такими беляшами. Подвигай ближе сковородку! Посмотрим, много ли на ней останется!
— Не подмазывайся! — сказала Полина, тщетно пытаясь спрятать довольную улыбку.
До чего он смешной, этот Толя!.. Виноват в чем, так уж и не знает, как подольститься. А и вины-то!.. К ужину запоздал…
Нет, ей определенно повезло в жизни. Сумела выбрать мужа. Выбирать было из кого. Так ведь то и дело, что выбрать надо… Все прочили ее за Витальку Лукашина. Уж как он за ней вился. По правде сказать, такого парня поискать надо. Все говорили: «Пара!» Анатолия Груздева она тогда и не замечала. Ну, не то чтобы не замечала. Парень он тоже видный, не заметить нельзя. Но Анатолий хвостом таскался за Фисой Семицветовой, а Полина не имела привычки, тем более нужды, у других перебивать. А потом Лешка Ломов неожиданно, словно с лету, выхватил Фису у Анатолия Груздева… Подруги не одобряли Полину. Предостерегали: «За Тольку не выходи! На что тебе чужие обсоски. Он на тебя глядит, а Фиску видит».
И хорошо, что никого не слушала. Вышла, ни разу не пожалела. Не сглазить бы, а пока все завидуют. А с тех пор, как родила Юрика и Наташку, Анатолий только что не молится на нее.
Правду сказать, когда узнала, что Ломовы тоже едут на Порожную, в первую минуту стало не по себе. Чуть было не сказала Анатолию: «Не поедем!» Но сдержалась. Не захотела, чтобы угадал ее мысли, чтобы подумал, что страшится она Фисы.
И опять не ошиблась. Толя сам, как видно, остерегался даже случайной встречи. Квартиру попросил не в нарядном коттедже (ему бы дали — лучший экскаваторщик на стройке), а в одном из восьмиквартирных домов на другом краю поселка. И хотя поселок еще был очень невелик, Полина встречалась с Фисой только в магазине и то совсем редко. Анатолий же, наверно, и ни разу не видел Фисы здесь, на Порожной.