Путь к себе

Купцова Елена

— А ты-то сама как думаешь? Есть у нее кто-нибудь?

Митя буквально вонзился и нее взглядом и вдруг понял, что слова его падают в пустоту. Она уже не слушала его.

В коридоре раздались поспешные шаги, шорох, приглушенные голоса.

— У тебя такие красивые губы. Как это я раньше не замечал!

— Давай сбежим.

— К тебе или ко мне?

— К тебе. У меня мама дома и брат. О-о-о, Нико!

Наташа дернулась всем телом. На лице ее отразилась такая мука, что Митя невольно поежился. Она вся напряглась, как тугая тетива лука, и обратилась

в слух.

«Чистый мазохизм», — подумал Митя. Звуки, доносившиеся из-за двери, не оставляли никаких сомнений в том, чем там занимаются эти двое. Целуются, конечно.

Митя дотронулся до ее руки. Наташа подняла на него яростно сверкающие глаза.

— Кто угодно, но только не я! Почему. Митя?

Митя пожал плечами:

— Да он и предположить не может, что ты…

— И стесняется ко мне подойти, так, что ли? — язвительно сказала Наташа. — Скромненький наш. Нет, не могу это слышать.

— Так удиви его, — неожиданно для себя самого сказал Митя. — Отмочи что-нибудь этакое, чтобы он ошалел.

Слова эти выплыли из самых глубин его изболевшейся души. Легче советовать другим, чем сделать самому.

Наташа удивленно взмахнула ресницами, потом вдруг ни с того ни с сего состроила озорную мордочку, подхватила поднос, весь уставленный массивными стаканами, и шагнула в коридор.

Митя, ничего не понимая, попытался ей помочь, но она лишь нетерпеливо отмахнулась от него ножкой. Две высокие фигуры шарахнулись друг от друга при ее неожиданном появлении.

— Инга, у тебя помада размазалась. Смотреть жутко, — проворковала Наташа, пытаясь обойти ее с тяжелым подносом.

Нико протянул руки, чтобы помочь ей, но поймал не поднос, а саму Наташу, которая неуловимым движением скользнула ему на руки. Оглушительный звон разбивающегося стекла заполнил коридор.

Митя с восхищением наблюдал за ней. Ох, женщины! В каждой дремлет великая актриса и пробуждается от сна, когда хозяйке это нужно. Сценка с падением была разыграна безукоризненно.

Ошалевший Нико хотел было поставить ей на ноги, но тут неожиданно вмешался Митя:

— Новорожденную можно бы и на руках поносить.

Наташа незаметно подмигнула ему, обвила шею Нико руками и зашептала что-то ему на ухо. Судя по выражению его глаз, и в изломанной улыбке, ниточке усов, это что-то было весьма и весьма занимательно. Они исчезли в гостиной, где были встречены ревом восторга.

Инга стояла перед зеркалом и нервными движениями стирала помалу с лица. Выглядела она действительно жутко. Митя не стал дожидаться развязки. Ему вдруг до боли захотелось увидеть Лику.

Он незаметно выскользнул из квартиры и, засунув руки в карманы, зашагал к метро.

Асфальт матово поблескивал под ногами. Желтки фонарей растекались по нему, как по сковородке. Мимо просвистывали редкие машины.

Проспект Вернадского, заветное место. Сколько долгих вечеров провел он здесь, около ее дома, не счесть.

Митя прислонился спиной к дереву прямо напротив подъезда, засунул поглубже руки в карманы и приготовился ждать. Сегодня все выяснится, и не будет больше

неизвестности, этих томительных звонков, падающих в пустоту, этих бесконечных «Лики нет дома. Позвони завтра, ладно, Митя?» Он очень хорошо относился к ее матери, но каждый раз, слыша ее голос в трубке телефона, холодел сердцем, уже знал, что она ему скажет, и не мог ей простить неправды.

Она появилась неожиданно. Дробный цокот каблучков по асфальту, легкая тень.

— Лика?

Она остановилась, как подстреленная. Рука порхнула к горлу. Лица в темноте не разглядеть.

— Лика?

Он шагнул к ней. Ни слова в ответ. Лишь запрещающий жест рукой, и она исчезает, исчезла в подъезде. Стук закрывающейся двери, как молоток о крышку гроба.

Он мог бы догнать ее, встряхнуть за плечи, заглянуть в глаза, задать, наконец всe наболевшие вопросы и, может быть, получить на них ответ. Мог, но не стал.

Лика одним махом взлетела по ступеням черном лестницы, не дожидаясь лифта. Дыхание перехватило. Она опустилась на холодную ступеньку, прижалась лицом к перилами зажмурила глаза. Остекленевшее лицо Виталия, беззащитная улыбка Мити, холодный, оценивающий взгляд Ульмаса, женоподобный Валентин, чьи-то алые губы, присосавшиеся к папироске. Пестрый калейдоскоп, а в центре его она, Лика.

«Отчего все так нелепо складывается?» — в отчаянии подумала она. С Виталием все не так, и она это ясно видит. Его мир никогда не станет для нее своим, они всегда будут чужими друг другу. Но даже сейчас, когда у нее на душе так гнусно, ее все равно непреодолимо тянет к нему. Он был готов выставить ее напоказ своим дружкам, но останься они вдвоем, и она снова не смогла бы устоять под натиском его желания. Тут какая-то дьявольская химия, необъяснимое колдовство, загадка, почище, чем у сфинкса. Нечего и пытаться ее разгадать, надо просто кончать с этим, пока не поздно.

Легко сказать! Она вдруг остро, словно наяву, ощутила прикосновение его колючих усов к своей обнаженной груди и сладостно содрогнулась всем телом, плотнее прижалась лицом к перилам лестницы. Железо раздражающе холодило лоб, не принося облегчения.

Звук шагов вернул ее к действительности. Кто-то спускался по лестнице. Еще не хватало знакомого встретить, в смятении подумала Лика и сжалась в комочек, стремясь сделаться как можно более незаметной.

— Лика, это ты? — спросил знакомым голос. — Ну и местечко же себе выбрала?

Лика нехотя повернулась. Так и есть. Соседка Лариса с помойным ведром. Хорошо хоть с полным.

— Лифт не работает, — соврала она.

— Отдохнуть, что ли, присела? И с каких это пор ты стала такая дохлая, что на седьмой этаж подняться не можешь? — язвительно спросила Лариса. Прислушалась. — Да нет, жужжит.

Видно, только что включили.

Она поставила ведро у мусоропровода и наклонилась к Лике. Темная челка закачалась над глазами.

— Да что с тобой? Белая, как бумага, краше в гроб кладут, ей-богу! Вставай давай, попку застудишь. Нам, бабам, нельзя на холодном.