Путь к славе, или Разговоры с Манном
Шрифт:
— А-га-а-а, Джеки Манн, — протянул он. — Садитесь, Джеки Манн.
Я огляделся.
— А где же ваша жена?
— А, она сейчас подойдет, с минуты на минуту. Да вы пока садитесь, вот стул.
Что-то в нем… Что-то в нем было такое, что меня сразу неприятно зацепило. То ли его выговор. Мне никогда не нравились эти южные звуки. То ли его запах: изо рта у него несло спиртным, а одежда пропахла куревом. Одежда! Его мятый костюм вышел из моды еще несколько лет назад — по широким лацканам можно было сосчитать годы, как по кольцам на
Стало быть, это белый бедолага с Юга. Ну так и что? Он же — поклонник. Вот, значит, какого успеха я добился: даже нищие южане от меня в восторге. Я сел.
Он сказал:
— Я не надеялся, что вы правда сюда спуститесь. Артисты, они… Ну, ведь как про них там, в журналах со сплетнями разными, пишут. Гордые все такие. Куда им — на лифте проехаться, чтобы с каким-то там поклонником встретиться. А вот вы, Джеки, другое дело. Вы не…
— Простите, но, боюсь, я не…
— Мы с моей миссис — мы не здешние, понимаете? Мы тут вроде как в отпуске. Подкопить деньжат пришлось. Нынче все так дорого. Все-все. А мы не богачи.
Я ничего не ответил — не хотел смущать горемыку, соглашаясь с тем, что и так было на нем написано.
— И вот мы сюда приезжаем, и жена хочет посмотреть представление. Ну, денег-то у меня немного, но, раз женщина чего-то хочет, тут уж сами знаете, Джеки. Кстати, выпить не желаете?
— Рановато еще.
Как бы решив показать, что я неправ, парень отхлебнул из своего стакана.
Я бросил нарочито долгий взгляд на свои часы. Минута, которую, как он обещал, должна была продлиться наша встреча, явно грозила растянуться на целые десять.
— Я не хочу показаться невежливым, но мне в самом деле нужно…
— Дайтон.
— Простите? Я не…
— Вы спросили, как меня зовут, так ведь? Дайтон Спунер.
Я вытащил ручку, потянулся к салфетке для коктейля:
— Мистер Спунер, давайте я вам просто дам автограф, и вы потом…
— Но оно вам ничего не говорит, мое имя. Мне ваше тоже ничего не говорило. Жена захотела пойти на шоу, и я вижу — в клубе выступает Джеки Манн. Я веду ее на шоу и ни о чем таком не думаю.
Я привстал.
— Передайте своей жене, что мне очень жаль, но я…
— Мы тут в отпуске, я же сказал. Я же сказал, мы не здешние. Знаете, откуда я, Джеки? Я из Флориды.
Я пристально посмотрел на этого парня и вдруг понял, почему мне сразу стало не по себе, как я его увидел: ухо — его ухо было обезображено, будто кто-то кончик отгрыз. Крыса? Или собрат по разуму? Я снова сел. Ноги у меня внезапно так ослабли, что мне ничего больше не оставалось делать.
— Ну? Теперь начинаешь что-нибудь припоминать, парень?
Я припомнил. Последний раз, когда я видел это зажеванное ухо, я сидел во тьме флоридской ночи в машине с тремя южанами, которые везли
— Ну да, твое имя ничего мне не говорило, но, как только ты вышел на сцену, я сразу тебя вспомнил. Я сказал: «Черт, это же тот самый черномазый, который тогда удрал от нас». Значит, ты и вправду артист, как ты тогда и говорил.
Он присосался к своему стакану. Я почти физически ощутил, как он постепенно наливается спиртным, как делается все мрачней и угрюмей.
Злобно сузив глазки, он продолжал:
— Да, ты настоящая звезда, и все такое. Все тебе хлопают, смеются… Настоящая черномазая звезда.
Тогда ночью, в темноте, когда я был один, а с ним были еще двое, этот тип наводил на меня смертный ужас. Сейчас, при свете дня, я видел его таким, каков он есть, — дешевый алкаш, и он меня нисколько не пугал. Бояться пьяниц меня отучил отец.
Ко мне уже начало возвращаться самообладание.
— Ты тут поосторожней. Здесь тебе не флоридская глухомань.
— Это тебе надо быть поосторожней, черномазый.
На ум мне пришла одна мысль. Нехорошая мысль. Я быстро осмотрелся по сторонам, нет ли поблизости кого-то еще из той троицы белых мерзавцев: может, они приехали сюда довершить то, что им не удалось тогда сделать.
Дайтон улыбнулся: мой страх добавил очко в его пользу.
— Не трусь, парень. Со мной никого нет. Только жена, я же сказал, но она сейчас в мотеле. — Он внимательно огляделся по сторонам. — Ну, мы-то не можем в таких местах останавливаться.
Он подал знак официанту, чтоб тот принес ему еще выпивки.
И продолжил:
— Да. Только я и моя жена. С Джессом я уже не корешусь. Помнишь Джесса? Рыжего Джесса. После той ночи он вроде как немного свихнулся. Призраки ему всё мерещились. — Дайтон ухмыльнулся. — И с Эрлом больше не корешусь. Кончено! Эрла больше нет. Эрл умер, и это ты его убил.
Я ничего не ответил. От волнения у меня на лице заплясали мышцы.
— Ты убил Эрла.
— Я…
— Ну да, а ты как думал? Взял стальную трубу, долбанул человека по башке. И что — думал, он не умрет?
В одно мгновенье прошлое будто ожило. Тот красношеий, тощий толстяк, двигался на меня, поблескивая кастетом, готовый приняться за дело. Я замахнулся трубой и ощутил столкновение металла с костью: вибрация через ствол трубы передалась моему телу. Но, пусть воспоминания были вполне отчетливыми, я все же запротестовал:
— Я не уби…
Подошел официант и поставил перед Дайтоном новую порцию спиртного.
Когда он удалился, я повторил, понизив голос:
— Я его не убивал.
Дайтон отхлебнул из своего стакана, посмаковал глоток, а заодно посмаковал и это мгновенье. Потом полез в карман, вытащил газетную вырезку — рваную, пожелтевшую, — явно ровесницу того пиджака, из которого он ее выудил. Широким жестом — бездарный актеришка, играющий перед грошовыми зрителями, — он протянул вырезку мне.