Путь к своему королевству
Шрифт:
«Господи! Хоть бы Бруно не было во дворе! – подумала Агнесса. – Глядеть на него – свыше моих сил!»
Однако рыцарь из Эдессы никуда не делся – он стоял возле колодца вместе с прибывшими из Киева людьми. Тут же были и их кони, которых никто из слуг галицкого князя не спешил принимать.
Стиснув зубы и стараясь не смотреть на Бруно, Агнесса пошла через двор, а за ней шагала возмущенно сопящая Боянка. Внезапно обеих женщин едва не сбил с ног киевский боярин, выбежавший из палат Владимирка Володарьевича. Петр Бориславович был вне себя от гнева
– Что стряслось, Петр Бориславович? – спросил рябой киевлянин.
Боярин выругался еще похлеще.
– Что же все-таки было? – вмешался Бруно.
– Был срам один! – раздраженно ответил Петр Бориславович. – Я князю Владимирку напомнил о его скрепленном крестным целованием обещании – воротить города отнятые у киевского князя, а он, богохульник, мне в ответ: «Уж больно невелик был тот крест, кой я поцеловал!» Тьфу на него, христопродавца!
Боярин плюнул в сердцах и опять выругался.
– Неужто так и сказал? – удивился рябой.
– Как есть! – подтвердил Петр Бориславович и, выругавшись еще раз, добавил: – А потом князь Владимирко и вовсе прогнал меня со словами: «Довольно ты наговорил, а теперь ступай отсель!» На том наша беседа и кончилась. Кинул я князю грамоты его целовальные и вон из хором.
Киевляне возмущенно загалдели.
– То-то, я гляжу, наших коней никто не принимает, – сказал юноша с едва начавшей пробиваться бородкой.
Ворча боярин взобрался в седло. Остальные участники неудачного посольства тоже поспешили сесть на коней. Дернув поводья, Бруно так посмотрел на стоящую посреди двора Агнессу, что она вся сжалась. Киевские послы направили лошадей к воротам, а дружинники галицкого князя дружно засвистели и кто-то даже бросил вслед киевлянам камень.
– Что теперь будет? – прошептала Агнесса.
– Война будет новая, – высказалась Боянка.
В волнении боярыня вернулась домой, где заботы, связанные с подготовкой к отъезду, несколько заглушили ее тревогу. Вечером Агнесса отправилась в храм Бориса и Глеба, а когда она вместе со своими слугами шла после службы по улице, неожиданно со стороны княжеских палат послышался шум, и, спустя немного времени, к северо-восточным воротам детинца промчались верховые.
«Что еще могло случиться? Спаси и сохрани нас, Боже!» – забеспокоилась боярыня, и велела Жердею разузнать, чем вызвана такая суматоха в столь поздний час.
Дома Агнесса вызвала в большую горницу дударя Лепко и велела ему сыграть что-нибудь спокойное, но не заунывное, а сама села за прялку. Боянка и Найдена тоже пряли.
Лепко извлек из своего нехитрого инструмента нежную, удивительную по красоте мелодию.
– Замечательная песня, – похвалила музыканта боярыня. – Угодил ты мне, Лепко.
Юноша печально вздохнул:
– Брат мой, Гудим, угодил бы тебе больше. С ним никто не мог равняться в умении на дуде играть.
Агнесса знала, что Гудим пропал почти восемь лет назад. За прошедшие годы Лепко не переставал тосковать по старшему брату и даже дал зарок
– Сыграй еще, Лепко, – велела Агнесса дударю.
Но не успел музыкант исполнить ее желание, как дверь отворилась, и на пороге возник возбужденный Жердей, а из-за его спины выглядывал растерянный Поспел.
«Случилось что-то ужасное», – со страхом подумала Агнесса.
Не снимая верхней одежды, Жердей прошел в горницу и громогласно возвестил:
– Князь Владимирко преставился, упокой его Господи!
– Боже милосердный! – воскликнула Боянка.
Найдена ахнула и перекрестилась.
– Когда преставился? – спросила Агнесса дрожащим голосом.
Бросив на пол шапку, Жердей затараторил:
– Владимирко Володарьевич нынче был не в духе, опосля того, как выпроводил послов киевского князя, и кричал не токмо на слуг, но и на сына с невесткой. Потом они всем семейством отправились к Спасу, на вечерню, а в храме случился со старым князем удар. Не иначе Господь наказал нашего князя за нарушение крестного целования.
– Неужто он помер прямо в храме? – спросила Боянка.
Жердей помотал головой.
– Нет, старый князь отдал Богу душу опосля того, как его в хоромы перенесли.
– А что за люди поскакали из Галича на ночь глядя? – осведомилась боярыня.
– Князь Ярослав отправил слуг вдогонку за послом киевского князя – ответил Жердей.
«Теперь князь Ярослав – хозяин в Галицком княжестве», – обеспокоенно подумала Агнесса.
– Надобно собираться, – обратилась она к Найдене. – Завтра на заре мы едем в Перемышль.
А тем временем гонцы князя Ярослава спешили выполнить его повеление. Киевляне вначале не поверили в смерть Владимирко Володарьевича, а восприняли происходящее, как новое коварство нечестного князя. Бруно ругал себя за то, что не расстался сразу с послами Изяслава Мстиславовича, а решил их проводить.
«Не обернулись бы для меня эти проводы гибелью».
Только тогда, когда послы увидели на княжеском дворе слуг и дружинников в черных одеждах, они убедились в правдивости известия о кончине Владимирко Володарьевича.
– Значит, преставился князь, упокой его Боже, – удовлетворенно заключил Петр Бориславович и перекрестился.
Владимирко Володарьевич лежал в гробу посреди княжеской гридницы, а князь Ярослав сидел в золотом кресле и горестно вздыхал. Кроме двух князей, мертвого и живого, в гриднице были еще стоящие в карауле у гроба дружинники.
Послы, войдя в гридницу, разом осенили себя знамением и склонили головы.
– Наказал Господь моего отца за клятвопреступление – скорбно заговорил Ярослав. – Мне же остается токмо молиться за душу новопреставленного раба Божьего Владимира да исправлять грехи его. Дай Господи, чтобы мои старания на земле обернулись милостью к покойному на Небесах. Дай-то Бог! Дай-то Бог!
Послы закивали, а князь продолжил:
– Пущай князь Изяслав не беспокоится – я желаю жить с ним в мире, о чем писано в сей грамоте.