Путь к жизни
Шрифт:
– Господин, а какое чувство?
Костлявый палец ткнул ему в грудь, а голова в капюшоне склонилась к правому плечу.
– Моё чувство?!
– Хассрат снова задумался, а потом медленно, неуверенно проговорил: - Наверное, грусть. У нас… то есть там, где мы раньше жили, первый снег был праздником. Собирались, угощение собирали, веселились… Дети играли… Мы же в деревне жили, - пояснил он, - а в деревне морозная зима без снега - это голод.
Мертвец отступил на шаг, развернулся, и на белой поверхности появилась ещё одна надпись: "Холод есть?"
– Есть, - кивнул воин.
– Холод есть. Только
Три человека в чёрных рясах служителей Нурьена Милостивого медленно пробирались по заснеженному кладбищу. Впереди размахивал широкой лопатой младший жрец, расчищая путь, следом, немного приотстав, брёл с закрытыми глазами невысокий плотный старик, замыкал шествие ещё один младший, внимательно следивший, чтобы Наставник - так называли старика в храме - не упал, если, упаси Милостивый, споткнётся или поскользнётся. Иногда дорожку пересекали другие, идущие поперёк, и тогда передний останавливался и спрашивал, куда дальше. Чаще всего старший просто взмахом руки указывал направление, изредка - не открывая глаз поводил головой, как бы принюхиваясь, и тогда сопровождающие замирали, затаив дыхание.
Часа через полтора, изрядно попетляв, жрецы наконец-то вернулись туда, откуда начали свой обход - к массивному зданию, сложенному из полированных блоков чёрного гранита, стоящему на границе между главным столичным кладбищем и территорией города. Обмахнув снег с сапог специально положенным на крыльцо веником, служители бога смерти собрались было посетить трапезную, где их наверняка уже ждали кружки с горячим отваром, когда из внутренних помещений прибежал послушник - парень лет пятнадцати-шестнадцати на вид. Торопливо поклонившись всем троим по очереди, мальчишка протараторил:
– Наставник, вас отец-настоятель спрашивает!
Один из молодых жрецов, услышав такое обращение, демонстративно кашлянул и показал нахалу кулак. Тот скривился, заявил, что должен сообщить о выполнении поручения, и исчез в одном из коридоров. Поглядев ему вслед, старик обернулся к сопровождающим:
– Идите, братья, попейте горячего. Я подойду позже…
Кабинет настоятеля, казалось, ничуть не изменился с того времени, когда старик увидел его впервые. Разве что стулья для посетителей довольно новые. Но и только. Всё те же два шкафа с бумагами, всё тот же малый алтарь Милостивого в углу возле широкого окна. И стол. Массивный деревянный стол. По слухам - ровесник кладбища, созданный давно уже умершим мастером ещё для прежнего храма.
Ещё настоятели менялись. Нынешний на памяти старого жреца был четвёртым. И вторым из его учеников, "доросших"до столь высокого поста. Его учеников. Его, когда-то Тервиза Злоглазого, а ныне брата Тервиза. Некроманта, спрятанного от светлых магов на самом видном месте. "Где лучше всего прятать лист?
– всплыло в памяти древнее выражение.
– В лесу!"* Где лучше всего спрятать мага? В храме. Король и спрятал. Старый король, не нынешний. Чего это стоило Мудрому, Злоглазый не знал и не стремился узнать. Он просто согласился с ценой, которую назвали, и… прижился. Стал своим среди тех, кто охотился за ним и ему подобными. Вот только среди тех ли?…
*
Сначала были догадки, потом подозрения, а потом - факты. Храмы, оказывается, хоть и объединялись Синклитом, грызлись друг с другом хуже крыс в бочке - за прихожан, за подношения… За Власть! А тут ещё и Светлые… И особняком - Храм Милостивого. Почему? Да очень просто! Постоянное близкое общение с левой рукой Нурьена* любого сделает тёмным. Ну, почти любого. Светлого, например, сведёт с ума, раздувая тёмную искру и провоцируя конфликт Сил. И потом, кто из мирян захочет рисковать посмертием близкого человека, доверяя проводы его души не служителям того, в чьих руках это посмертие, а непонятно кому? И кто из высокопоставленных жрецов пожелает терять подчинённых?…
* Левая рука бога смерти - сама Смерть.
Конечно, пытались. Те же Светлые. Они же первыми и получили полной мерой. Здесь, в столице королевства, в городе, волею богов расположившемся над мощнейшим источником дикой магии, мёртвые упорно не желали лежать спокойно. И даже пепел тех, кого согласно обычаям их предков предавали огненному погребению, со временем преобразовывался в нечто неописуемое, но при этом неизменно опасное для живых. И ведь нельзя было упокаивать такое чем-то убойным, потому как не поймёт простой люд неуважения к усопшим! А тут и другие Храмы сообразили что к чему и вмешались: попробуйте сунуть в упомянутую бочку руку - крысы тут же забудут о вражде.
Тервиз вздохнул. Он вздыхал каждый раз, когда вспоминал прочитанное о событиях тех времён: сообрази его коллеги предложить свои услуги жрецам Милостивого…
– Вас что-то печалит, Наставник?
– настоятель, встретивший Злоглазого стоя, поспешно вышел из-за стола и, подхватив старика под руку, проводил к одному из стульев.
– Прошлое, - скрипуче отозвался Тервиз, усаживаясь.
– Прошлое, брат Зорнис. То, чего уже не вернуть и не изменить.
– Увы, - кивнул настоятель, опускаясь на другой стул.
– Даже боги вряд ли властны над временем.
Немного помолчав из уважения к чувствам учителя, Зорнис достал из внутреннего кармана небольшой футляр:
– В храм пришло письмо для вас, Наставник. И ещё - странное известие. Не знаю, насколько оно достоверно, но…
– Известие?
– некромант насторожился.
– Человек, побывавший в долине, утверждает, что видел высшую нежить, - пояснил настоятель.
– Эта нежить охраняла башню вашего коллеги, приняла письмо и вынесла ответ.
– Вот как!
– старик потянулся к футляру.
– Вы позволите, брат Зорнис?
– Конечно-конечно!
– закивал тот.
Быстро, но внимательно осмотрев футляр и печать, Тервиз нахмурился: вместо заклинания в кружке воска была просто тёмная Сила. В широкой бочкообразной груди - наследстве от затесавшегося в длинную череду предков дварфа - возникло тревожное чувство. Быстро выпив из печати Силу, Злоглазый достал свёрнутый в трубку лист хорошей бумаги, развернул и прочитал: "Отец умер". Ниже стояла подпись: "Гельд Младший". Почувствовав, как чья-то ледяная лапа стискивает сердце, старик выронил письмо и ухватился за грудь…