Путь Моргана
Шрифт:
— Пусть ловит крыс, — распорядился майор, пока они приближались к десятку шалашей, разбросанных по поляне. — Здесь их больше, чем в Лондоне.
— Отдай его Джо Лонгу, — попросил Ричард, сунув Макгрегора изумленному Джонни Кроссу. — Как видите, сэр, мы соорудили довольно прочный каркас, но, по-моему, самая лучшая мысль о том, из чего сделать стены, пришла в голову каторжнику Краудеру. Беда в том, что без инструментов и материалов работа продвигается еле-еле.
— Вот уж не думал, что англичане настолько изобретательны, — заметил Росс, внимательно рассматривая шалаши. — Когда вы закончите работу, предстоит разбить еще один лагерь — между вашим и фермой губернатора, которую уже строят. Если мы не начнем выращивать свежие овощи, то скоро все перемрем от цинги. На западном берегу
— Ясно, сэр.
Они подошли к складам, где по-прежнему царил хаос. Лошадей, коров и другой скот уже перевезли на берег и поместили в наспех построенные загоны из веток. Животные казались такими же несчастными, как и каторжники.
— Ферзер, — выпалил вице-губернатор, врываясь в шатер, — вы олух, как и все ирландцы! Вы что, не в состоянии действовать последовательно? Что станет со скотом, если его не кормить? Все животные до единого подохнут. У нас не осталось овса, сено уже кончается. Для квартирмейстера вы слишком тупы и беспомощны. Поскольку пока плотникам делать нечего, заставьте их построить прочные загоны и навесы для скота — и немедленно! Найдите людей, которые знают толк в скотоводстве, узнайте, какими должны быть свинарники и Коровники. Крупный скот следует пасти, лошадей стреножить и тоже выпустить на пастбище — и горе вам, если они пропадут! Где списки грузов и где теперь эти грузы?
Лейтенант Ферзер не сумел предоставить вышеупомянутые списки, не имел представления, где хранятся перенесенные на берег грузы, в его распоряжении были лишь парусиновые палатки, приспособленные под временные склады.
— Я хотел составить списки после того, как будут готовы постоянные склады, сэр, — с запинкой объяснил он.
— Боже, Ферзер, да вы сущий кретин!
Сглотнув, квартирмейстер вздернул подбородок.
— Но мне не хватает помощников, майор Росс, честное слово!
— Привлекайте к работе каторжников. Морган, ты знаешь толковых людей? Ты ведь каторжник, у тебя много знакомых.
— Конечно, сэр. Прежде всего это Томас Краудер и Аарон Дэвис. Они родом из Бристоля и ненавидят грязную работу. Само собой, они преступники, но достаточно умны, чтобы подчиняться тем, кто избавит их от тяжелого труда, и вряд ли станут воровать. А если пригрозить им, что в случае провинности их заставят рубить деревья, они станут шелковыми.
— А что ты скажешь о себе?
— Я могу принести больше пользы в другом месте, сэр, — ответил Ричард. — Я умею точить пилы, топоры и остальные режущие инструменты. И кроме того, я умею делать разводку, а это не каждому по плечу. У меня есть некоторые инструменты, а если мой ящик найдется на каком-нибудь корабле, у нас будет все, что нужно. — Он прокашлялся. — Мне бы не хотелось брюзжать и наговаривать на тех, кто задумал экспедицию, сэр, но топоры слишком тупы и непрочны — как и лопаты, заступы и кирки.
— Это я и сам заметил, — мрачно подтвердил майор Росс. — Нас дурачат все кому не лень, Морган, — от скаредных офицеров адмиралтейства до подрядчика и капитанов транспортных судов, которые уже начали распродавать обмундирование, прочую одежду и парусину — в том числе и личные вещи каторжников. — Он собрался уходить. — Но я сам постараюсь найти ящик с инструментами, принадлежащий Ричарду Моргану. А пока потребуй у Ферзера все необходимое — шила, гвозди, молотки и проволоку. — Кивнув, он строевым шагом двинулся прочь, поправляя фуражку. Майор Росс неизменно имел лощеный вид, даже в ненастную погоду.
— Пришли ко мне Краудера и Дэвиса, и ты получишь все, что пожелаешь, — пообещал лейтенант Ферзер, уже проглотивший обиду.
Ричард сам привел к лейтенанту Краудера и Дэвиса, отобрал необходимые инструменты и материалы, чтобы закончить строительство жилищ для своих друзей и приступить к новым — для женщин-каторжниц.
Женщины-каторжницы вдруг стали предметом пристального внимания всех мужчин и одиноких пехотинцев, страдающих от продолжительного воздержания. Ночные свидания не смогла бы предотвратить даже усиленная охрана, тем более что сами часовые любыми способами стремились удовлетворить
Но все представители власти, от губернатора до преподобного Ричарда Джонсона, ужасались, узнавая о ночных визитах в женский лагерь, и порицали их как гнусные, безнравственные поступки. Разумеется, сами они не были лишены общества женщин, пусть даже таких, как миссис Дебора Брукс или миссис Мэри Джонсон. Но в отношении каторжников и пехотинцев следовало что-то предпринять, и немедленно.
Товарищи Ричарда тоже украдкой ускользали из лагеря по ночам — все, кроме самого Ричарда, Тэффи Эдмундса и Джо Лонга. Джо хватало общества Макгрегора, Тэффи был сделан совсем из другого теста — он предпочитал одиночество, а близость женщин окончательно превратила его в женоненавистника. Товарищи считали его чудаком, а сам Тэффи по вечерам подолгу пел. Ричард не знал, по какой причине он также сторонится женского лагеря, — по-видимому, между ним и Тэффи было немало общего. Его вовсе не радовала возможность сблизиться с какой-нибудь женщиной после двух лет воздержания и трех лет, прошедших с момента знакомства с Аннемари Латур. После Аннемари его, непонятно почему, ни разу не охватывало возбуждение. Скорее всего дело было не столько в недостатке жизненной силы, сколько в остром чувстве стыда и вины, воспоминаниях об Уильяме Генри и множестве утрат. Но Ричард не знал причину своего аскетизма наверняка и не хотел знать. Какая-то часть его души умерла, а еще одна погрузилась в сон без сновидений. То, что происходило у него в голове, запрещало сношения с женщинами. Ричард и сам не понимал, ограничивает он себя или, наоборот, оберегает свободу, и самое главное, это его ничуть не печалило.
Седьмого февраля состоялась пышная церемония — первая, на которой позволили присутствовать каторжникам. В одиннадцать утра их собрали у юго-восточной оконечности бухты, посреди большой поляны, расчищенной под огород. Морские пехотинцы в парадных мундирах, с мушкетами в руках промаршировали по поляне под звуки горнов и барабанов, неся знамена. Вскоре прибыл его превосходительство губернатор Филлип в сопровождении белокурого великана капитана Дэвида Коллинза, судьи колонии, вице-губернатора майора Роберта Росса, инспектора Огастеса Альта, врача Джона Уайта и преподобного Ричарда Джонсона.
Моряки опустили знамена, губернатор снял шляпу и отдал приказ, и колонна вновь промаршировала перед ним.
После этого каторжникам велели сесть на землю. Перед губернатором поставили складной стол, на него торжественно водрузили два красных кожаных саквояжа. Взломали печати, и в присутствии всех колонистов судья зачитал указ о назначении Филлипа губернатором новой колонии.
До Ричарда и его товарищей доносились лишь обрывки фраз: именем его величества Георга III, короля Великобритании и Ирландии, Филлип назначался полновластным губернатором Нового Южного Уэльса и получал право строить замки, крепости и города по мере необходимости. Солнце палило, а перечень обязанностей губернатора казался бесконечным. К тому времени как указ был зачитан, часть слушателей клевала носом, а капитаны кораблей, сошедшие на берег, чтобы присутствовать на церемонии, боролись с дремотой, поскольку никто не позаботился поставить для них удобные кресла в тени. Первым сон сморил капитана Дункана Синклера.
Радуясь тому, что на нем соломенная матросская шляпа, Ричард старательно прислушивался — особенно когда сам губернатор Филлип поднялся на возвышение и обратился к каторжникам. Он сделал все, что мог, кричал губернатор, да, все, что мог! Но за десять дней, проведенных на берегу, он пришел к выводу, что большинство каторжников неисправимы и безнадежно ленивы, что они не заслуживают даже кормежки, что из шестисот человек, способных работать, трудятся лишь двести. В заключение губернатор объявил, что тех, кто не работает, кормить не будут.