Путь небес. Преодолевая бурю

Райт Крис

После Чондакса хан не начертал ни строчки. Как и все былые поэты легиона, насколько он знал. Им просто стало не до красивых слов.

«Тахсир», называли его теперь, «Обновитель».

Расположение Кагана к нему возросло, и братство Бури увеличилось, приняв новобранцев из отрядов опозоренных ханов. Шибан вознесся до советника примарха и вместе с Джубалом, Гинаком, Огом, Есугэем и Цинь Са входил в курултай, который планировал удары по вечно ползущему вперед фронту наступления Хоруса. В более опасных операциях участвовали только осужденные воины, сагьяр

мазан, очищавшиеся смертью.

Глефа наклонялась, клевала, отлетала назад. С каждым ее движением Шибан менял стойку, сохраняя баланс. Сдвигая опорную ногу, он почувствовал, как одна из механических передач в лодыжке застопорилась — лишь на микросекунду, почти неуловимо, но все же ощутимо.

Хан остановился, высчитывая, насколько уязвим он из-за подобных крошечных задержек.

«В панцире дредноута я по крайней мере стал бы сильнее, — подумал Шибан. — Будь прокляты наши суеверия!»

Понемногу он расслабился. Пламя в жаровнях угасало, но знамена еще колыхались.

Тут уже ничего не поделаешь. Мечник, одолевший хана, наверняка погиб в катастрофическом взрыве конвоя. Разумеется, это не особо радовало Шибана, который предпочел бы убить врага своими руками, в духе степей.

Опустив острие глефы, хан отвернулся от центра дуэльного круга. В тенях, непроницаемых для свечей, он заметил силуэт терпеливо ждавшего наблюдателя.

Раньше Джучи никогда не остался бы в стороне. Раньше он позвал бы Шибана, чтобы разделить с ним наслаждение искусной игрой клинков.

— Ты пришел с вестями, — утвердительно произнес хан, чуть затрудненно дыша; он направился к палисандровой подставке для гуань дао.

— Говорящие со звездами завершили наблюдения, — с поклоном ответил Джучи. — Каган приказывает нам отойти во внутренний круг.

Кивнув, Шибан убрал глефу в настенный ларец с войлочной подкладкой и крепко затянул кожаные ремешки.

— Что другие налеты?

— Три конвоя захвачены и уведены в варп. На одном перевозили личный состав, так что в наших экипажах прибавится новичков.

— А остальные?

Легионер помолчал.

— Хэйюй в плену. Сянь Камаг не отвечает. У нас большие потери, хан.

Шибан зашагал к выходу из тренировочного отсека, и Джучи последовал за ним.

— Такова война, — сказал командир.

— Да, но… — Боевой брат неуверенно взглянул на него. — Подобное уже давно происходит, хан. И «Амучин» погиб.

— Мы исполнили приказ. Убили множество предателей.

— И потеряли многих товарищей.

Выход из зала прикрывали занавеси. Коридор снаружи озаряли люмены, мягкий свет струился за порог, на полу лежала бумага, испещренная строчками выведенных тушью символов.

— Мы уже не сражаемся с ксеносами, — ответил Шибан. — Наши противники так же опасны в бою, как и мы.

— Мой хан, позволь сказать. — Не желая отступать, Джучи остановился у порога. Командир помедлил, затем наклонил голову. — На Просперо, больше четырех лет назад, мы поклялись прорваться на Терру. Многое отдали ради этого, но до сих пор остаемся здесь, в пустоте. Истекаем кровью на клинках непобедимого врага.

Шибан слушал с нетерпением. Пока что Джучи не сказал ничего нового.

— Мы пробуем обманы внутри уловок, —

продолжал легионер. — Наводим предателей на ложный след в надежде, что получим небольшой перевес, но они уже выучили наши трюки. Они прибыли к конвою очень быстро, а не через долгие часы после атаки. Направили совсем мало кораблей и воинов, но этого хватило для боя с нами. Сколько их крейсеров мы оттянули от Калия? Смог ли Цинь Са отвоевать Врата? Это уже известно?

— Пока неизвестно.

— Изменники превосходят нас числом. У них четыре легиона против одного. Значит, мы должны убивать четырех врагов за каждого потерянного нами воина, и даже этого будет недостаточно.

— Мы замедлили их наступление, — произнес Шибан.

— Да, поначалу. Тут я согласен. — Смуглое лицо Джучи с ритуальным шрамом на щеке блестело от волнения в пламени свечей. — Но веришь ли ты в это сейчас, хан? Скажи мне честно, и тогда я тоже поверю.

Шибан тяжело вздохнул. Его мнение, которого чогориец твердо придерживался на всем длинном кровавом пути, не имело значения. Стратегию легиона определил Каган, и только он мог изменить ее. Даже когда Орды несли жестокие потери, отступали, истекали кровью до последней капли, воины не нарушали повелений Джагатая. Только не снова.

— Чего ты хочешь от меня, брат? — спросил хан.

— Каган прислушивается к тебе.

— Правда? — фыркнул Шибан.

— Скажи ему…

— Сказать ему что?! — рявкнул хан, на которого навалилась давно сдерживаемая усталость. После конвоя «Мемноса» воин упорно тренировался несколько часов. Спал он в последний раз трое суток назад. Уже раздраженный, теперь Шибан просто вспылил. — Мы бойцы! Каган бросает нас в пасть чудовища, но мы веселимся. Мы сломлены, но смеемся, зная это. Нам не дают ни отдыха, ни передышки, но наши души очищаются. Вот и все. Все на этом! Или ты хочешь, чтобы я подыскал тебе безопасный уголок?

Джучи вспыхнул. Его пальцы чуть вздрогнули — мышечная память отозвалась мгновенному порыву схватиться за оружие.

— Ты знаешь, что мне нужно иное.

Хан отвернулся, уже сожалея о сказанном. Братство не страдало от нехватки отваги, только от усталости, накопившейся в непрерывном отступлении, которое понемногу ослабляло бойцов. Порой и в раздумьях самого Шибана звучали подобные сомнения, хотя он всякий раз осуждал себя за неверие.

«Прежде мы еще могли выбраться, но слишком задержались. Враг окружает нас, хватает за пятки. Все, что осталось, — взращивать в себе ненависть».

— Соберется курултай, — сказал Шибан. — Потери будут подсчитаны. В назначенный час Каган примет решение.

Джучи поклонился, но не успокоился.

— Я знаю, и все же… — досадливо произнес он. — Есть те, кто…

Хан сурово посмотрел на него:

— Говори, брат. Никаких тайн между нами.

— Мне сказали, что потери невосполнимые. Так доложили говорящие со звездами. Нам не удержать даже ядро своей территории. Ходят слухи о… переменах.

Шибан внимательно поглядел на заместителя. У Джучи всегда было честное лицо. На Чондаксе, когда Белые Шрамы в последний раз сражались свободно, оно казалось ясным, будто небеса, и смешливым — воин всегда любил повеселиться.