Путь небес. Преодолевая бурю
Шрифт:
— Итак, начнем и посмотрим, надолго ли это затянется, — произнес он, оборачиваясь к дергающемуся воину. Лоб пленника целиком скрылся за дрожащей, извивающейся массой, на которой пульсировали железы с нейротоксином. — Скажи мне, где Хан?
Глава двенадцатая
«Лунный серп» вышел из-за пелены вдали от Эрелиона — с запланированного курса к точке перехода его снес яростный варп-шквал. Во время странствия Есугэй чувствовал все удары эфирного шторма — как сильные,
Таргутай видывал и худшие бури, но непрерывные жестокие атаки небес сказывались на корабле. Его состояние почти не улучшилось после возвращения в строй, со времен Просперо, а тогда звездолет едва годился для рейсов в пустоте. Есугэй повсюду замечал признаки тяжелых нагрузок: трещины на стыке переборок и палуб, постоянное мерцание люменов, запах подтекающего прометия.
Запершись в личных покоях, грозовой пророк прочитал мантры возвращения домой, чтобы на несколько секунд забыть об урагане. Он стоял с закрытыми глазами перед алтарем, застланным тьяном с каллиграфическими письменами. Над золотыми чашами курился дымок сандалового дерева, что мерцал в свете трех люменов на антигравитационных подушках.
Ощутив, что руки и ноги налиты свинцом от усталости, Таргутай проделал привычные упражнения для мускулатуры. Эти приемы, изученные им еще до Вознесения, предназначались для обычного человека, но Есугэй по-прежнему расслаблял мышцы с их помощью. Если старые ритуалы и не слишком влияли на генетически улучшенное тело воина, то уж разум помогали успокоить точно.
В эмпиреях все становилось хуже. Из-за психического дара полет сквозь бурю превращался для Таргутая в испытание крепости духа. В иные ночи ему мерещились растянутые лица, что прижимались к корпусу; пальцы, скребущие по адамантиевой обшивке; глубокие, раскатисто воющие голоса, которые вечно кружили над бездной.
На крышке алтаря лежала колода Таро, подаренная ему Арвидой. Эзотерические карты некогда принадлежали Ариману, пропавшему советнику Багрового Короля. Ревюэль, последний выживший сын Магнуса, подобрал их в руинах Тизки. Колдун уже давно отдал гадальную колоду Есугэю, после того как отверг формальное предложение присоединиться к Пятом легиону. С тех пор грозовой пророк почти не прикасался к Таро, которые хранились в его покоях. Лишь в последние месяцы, когда дороги сквозь бурю оказались перекрытыми, Белый Шрам начал искать ответы в символах.
Даже с закрытыми глазами он видел изображения на последних из перевернутых карт: мечник, одноглазый король, пламенеющий ангел. Знаки оставались неясными. Возможно, колода отвечала только на вопросы прежнего хозяина. Или, быть может, Таргутай просто упускал из виду нечто важное по причине усталости.
В любом случае он никогда не обладал талантом к прозрению будущего. Есугэй владел стихийными силами — властью над материей, осязаемой частью мира. Предсказания и исследования души он оставлял
И все же чогориец переворачивал карты, одну за другой. Порой Таргутаю казалось, что он уловил закономерность и вот-вот осознает ее. Такие моменты сподвигали его продолжать опыты.
Наконец Есугэй улыбнулся себе. Даже он был не лишен слабостей, подвластен порочному человеческому желанию попробовать еще разок. Здесь скрывались корни нынешнего кошмара — в утолении любопытства, безоглядном движении во тьму. От такого стремления невозможно отучиться. Оно, это семя погибели всей расы, хранится в генах каждого из людей, коварное и живучее, словно вирус.
Легионер открыл глаза. Люмены сияли на полной мощности, каюту заливал свет, не уступавший в яркости дневному. Подойдя к алтарю, Таргутай взял из колоды последнюю карту и открыл ее.
Верховный Жрец.
Есугэй положил карту на каменный алтарь. На плотном картоне с золотым обрезом сохранилась старая иллюстрация, выполненная легкими мазками туши и красок. Изображала она прелата с поднятой рукой: двумя пальцами тот указывал в небеса, еще два сгибал, направляя к земле.
Улыбка чогорийца погасла. Колода насмехалась над ним, а Таргутай был не в настроении для подобных издевок. Повернувшись, грозовой пророк вышел из каюты, и люмены последовали за ним, будто дрессированные псы. Двери трижды открылись и затем сдвинулись с шипением, отмечая путь Есугэя в глубину личных покоев. Все поверхности здесь густо покрывали иероглифы, начертанные рукой самого псайкера. Одни служили оберегами от якша, другие усиливали погодную магию.
За последними створками легионер увидел гостя Илии, уже относительно здорового и облаченного в чистые белые одеяния. Смертный одиноко и расслабленно сидел в каюте, примыкающей к корпусу. Варп-ставни на иллюминаторе были сдвинуты, человек смотрел на растущий в пустоте Эрелион.
Он не повернулся к грозовому пророку. Очевидно, что к гостю, помимо прочего, возвратилось высокомерие Нобилите.
— Значит, женщина узнала все, что смогла, — сухо произнес смертный, Вейл, — и теперь они прислали солдата.
Подойдя, Таргутай тоже взглянул в иллюминатор. На текущем этапе пути Эрелион казался просто крупной звездой в окружении множества малых. Силы прикрытия Пятого легиона встретят корабль задолго до того, как планету назначения удастся различить среди других крошечных точек ледяного света.
— Нет, я не солдат, — произнес Есугэй.
— Ты легионер. Сколько бы амулетов на тебе ни висело, ты все равно убиваешь во имя Империума.
— Многие убивают, не будучи солдатами. Думаю, ты тоже убивал, как-нибудь по-своему.
Вейл обернулся, и Таргутай увидел бледное морщинистое лицо. Щеки человека оставались впалыми, под глазами чернели круги.
— У меня нет для тебя ответов, — сказал мейстер. — Она уже много раз расспрашивала меня.
— Тогда расскажи мне о своей работе.