Путь небес. Преодолевая бурю
Шрифт:
На мостике Коненос наблюдал за тем, как звездолет Карио продолжает безжалостные атаки, всаживая все новые залпы в корму отступающего фрегата.
— Он и впрямь разозлен, — гулко заметил оркестратор через вокс-усилители шлема.
— Нам оставаться рядом? — неуверенно спросил Галиан Эрато; они не то чтобы рисковали погибнуть, находясь так близко к сражающимся кораблям, но и особой выгоды от этого не имели.
— О да, — ответил Азаэль, поднимая силовой меч. Клинок уже сердито гудел, подрагивая у него в руке. — Я хочу видеть все, что произойдет, когда Фон Кальда
Миг спустя «Терзатель» дал полный залп, что замедлило его лишь на долю секунды, но позволило почти целиком снести кормовые щиты «Калжана». На уступах под троном Коненоса, едва скрывая нетерпение, ждала приказа сотня какофонов Эйдолона в полной броне. Их психозвуковые органные пушки ворчали, набирая заряд перед боем. Как только Карио пробьет корпус фрегата и пойдет в атаку, эти воины ринутся следом, чтобы лично увидеть изменения, которые захлестнут фанатиков префектора.
Они запустили абордажные торпеды, — словно бы с удивлением сообщил Эрато.
— Хорошо, — отозвался Азаэль, почти не слушая его.
Оркестратор предвкушал резню в узких коридорах.
— Не «Сюзерен», а его добыча, — пояснил знаменосец.
Коненос подтянул к себе линзу тактического экрана. Действительно, «Калжан» извергнул стаю торпед, которые промчались сквозь вихрь лазерных лучей и вонзились в нос корабля Карио.
Азаэль хотел прокомментировать дерзкий маневр, но вдруг обнаружил, что голосовые связки не повинуются ему. Он вновь попытался заговорить, выдавить какие-то слова, но безуспешно. В бессильной досаде оркестратор повернулся к какофонам. Все они также молчали, судорожно хватались за вокс-решетки и колотили по механизмам орудий.
Эрато глядел на командира, не понимая, будет ли ответ.
— Мой господин?
Происходило нечто очень странное. Вокс-органы в глотке Коненоса, сократившись, испустили сдавлен ный визг, который расколол все дисплеи в радиусе десяти метров. Смертные слуги, даже прооперированные для понижения чувствительности, рухнули наземь с кровотечением из зашитых ушей.
Оркестратор порывался закричать, но тело больше не выполняло его команды Воздух на мостике быстро нагрелся, стал влажным и липким. Послышались вопли, но слетали они не с человеческих губ. Взорвалось несколько постов сенсориума, еще больше экранных линз разлетелось осколками стекла.
Галиан уже что-то выкрикивал, звал на помощь, отступал от какофонов. Азаэль почти ничего не видел — у него перед глазами, словно краска в воде, расплывалось ярко-фиолетовое пятно. Сердца Коненоса неудержимо колотились, как будто старались вырваться из стиснутой груди.
Он неуклюже шагнул назад, чувствуя, как вздымаются и трескаются фрагменты доспеха. В голове воина раздался мягкий голос, поначалу тихий, но быстро перешедший в визг.
«Я пометила тебя с самого начала, — прошипело нечто. — Столько даров, столько игрушек для меня».
Легионер безнадежно пытался непокорно взреветь, как-то воспротивиться
Какофоны падали на колени, их керамитовые нагрудники разлетались на куски, с грохотом осыпающие палубу. Смертные члены экипажа хватались за оружие и стреляли в них, но это лишь ускоряло перерождение.
Азаэль беззвучно завыл от мучительной боли. Демоническая душа внутри него стремительно облеклась плотью, вышвырнув остатки физической сущности оркестратора в небытие. Его доспех вывернулся наружу, открывая взглядам новое, гибкое почти-тело с фиолетовой кожей и черными прожилками. Отвратительно громадное, оно возвышалось над всеми вокруг. Сразу четыре руки, жилистые и затянутые в черную замшу, вырвались из бывших плеч воина, кости распадающегося лица вытянулись в изогнутые рога. Он шагнул вперед, но вместо увесистого сабатона палубу раскололо раздвоенное копыто.
Набрав воздуху в легкие, существо испустило пронзительный гипервопль, который пронесся по мостику, круша металлические плиты и распыляя рокритовые колонны. По вздыбившейся палубе зигзагами пробежали широкие разломы.
Внутри всех какофонов распухали и вырастали создания, которые затем вырывались наружу из обмякших тел, как паразиты из носителей. Они гордо вышагивали на сгибающихся назад ногах, мерзостно припадали к полу, в их безгубых ртах, заполненных клыками, мелькали длинные языки.
Тварь, что была Коненосом и стала Манушьей-Ракшаси, раскинула руки, сбрасывая последние осколки брони, и победно завыла. Она крепко стиснула в лапе длинный меч, свившийся из пустоты. Ей отозвались визгом остальные демоницы воинства, настолько же стройные, обворожительные и проворные, насколько тяжеловесными были их оболочки-легионеры. Глаза тварей сверкали чистой злобой, их голоса звучали невыносимо жутко, словно предсмертные вопли целых миров, сплетенные в единый, сводящий с ума клич ужасной силы.
Отступая спиной вперед, Эрато навел болтер на прежнего господина и с привычной меткостью открыл огонь. Снаряды вонзились в нагую плоть Манушьи-Ракшаси, над глубокими ранами взметнулись фонтаны черной крови. Демоница закричала в усладительном экстазе, лопнувшие на потолке фасетчатые люмены осыпались на нее стеклянным дождем. Выбросив вперед клешни, она схватила воина за горло.
— Храбрый мальчик, — произнесла тварь и стиснула жертву.
Сломав Галиану шею, демоница отбросила обмякшее тело. Оно с влажным стуком рухнуло на палубу.
Отродья варпа уже бушевали по всему мостику. Одни носились по палубам, передвигаясь быстрее любого из смертных, с их челюстей уже капала горячая кровь оказавшихся на дороге людей. Другие возносились над полом, будто свирепые ангелы, — вокруг их гибких тел блистали пурпурные ореолы, в когтях, словно трофеи, были зажаты вырванные хребты жертв. Никто не сопротивлялся тварям, их усиленные вопли раздирали живую и косную материи на уровне атомов. Рассыпавшись веером, демоницы прорвались вниз по уступам в рабочие ячейки сервиторов.