Путь небес. Преодолевая бурю
Шрифт:
Макушья-Ракшаси наблюдала за происходящим с благосклонной улыбкой на грозном уродливом лице. Парные клешни на ее вторичных руках вздымались выше раздвоенного черепа. Где-то глубоко внутри чудовища тот, кого звали Азаэлем Коненосом, ревел в безмолвной агонии, пока его душу медленно разрывали на куски.
— Портал открывается, — произнесла демоница, наслаждаясь раскатами своего голоса.
Распадалось само вещество реального космоса, но люди, с их медленным восприятием, не замечали этого. Преграды, что разделяли два мира, были подточены и проломлены, теперь же их словно бы загибали вовнутрь. В сердце катастрофы пребывали погодные маги — смертные, осмелившиеся повелевать стихиями
— Теперь добудьте корабль, на котором мы подберемся к цели, — скомандовала Манушья-Ракшаси, чувствуя, как ее тело расширяется и растет, становится все выше и выше. Наконец, тень твари полностью накрыла мостик «Терзателя», залитый кровью, заваленный трупами. — Тогда начнется пир.
Есугэй лишь один раз помедлил перед тем, как занять место Ашелье. Он ощущал, как необыкновенная сила машины душ излучается в мир чувств, словно радиация из реактора. Ее колебания пронизывали воина, впивались в саму его суть, не обращая внимания на материальную броню. Даже психический дар Таргутая едва сдерживал их.
Он боялся. Считалось, что подобное невозможно, что такие эмоции вычищают из легионеров за долгие годы генной перестройки и обучения — но этот пыточный механизм внушал ему страх. Далеко не сразу Есугэй сбросил все куски выгоревшего трупа с полированного золота и приготовился к следующему шагу.
Вокруг него мелькали и трепетали блики варп-света, несущиеся вверх по шахте в никуда. Словно бы осознав немыслимый вес якоря станции, что проходил сквозь рану в теле вселенной, Таргутай на миг удивился, как вообще смогли построить такую громаду. Возможно, Он был здесь? Возможно, Он возвел ее за долгие годы отшельничества или в общем смятении первых битв Крестового похода?
Но эти мысли были просто отчаянными попытками отложить неизбежное. Ашелье попробовал открыть Врата, но безуспешно. Да, новатор обладал громадными знаниями о варпе, но не был псайкером в обычном смысле слова. Колоссальная ударная волна помех, растянувшаяся по космосу, и сфера движущихся кристаллов вокруг станции возникли, когда Питер рискнул использовать мощь трона.
«Только означенный примарх достаточно силен для поддержания канала».
Примарх. Один из Восемнадцати, у каждого из которых своя роль и предназначение. Но какой же? Великий псайкер, несомненно. Значит, Магнус? Или Лоргар? Возможно, Ангел или провидец Курц? Но что, если эксперимент был заброшен, отвергнут и продолжен только после разрыва всех путей сообщения? У Есугэя быстро накапливались вопросы, не имеющие ответов.
Он понял, что вновь тянет время. В любом случае избранный для трона примарх уже никогда не сядет на него, и хотя бы в этом Ашелье был прав. Однако даже мысль о том, чтобы попытаться самому запустить машину, казалась проявлением гордыни, или безумия, или отчаяния.
Но что еще остается? Таргутай уже чувствовал сотни смертей в пустоте, скоро их будут тысячи. Легион терял силы вдали от места, где в нем нуждались, проливал кровь в боях, не задерживая натиск магистра войны.
Есугэй подобрался вплотную к трону. Медленно повернулся, ощущая спиной его злобный жар. Положил руки на подлокотники, крепко вцепился пальцами в головы орлов.
И опустился на сиденье.
До этого мига Таргутай никогда не испытывал настоящей боли, только то состояние, которое называли «болью» смертные. Преходящее повреждение тела, которое можно излечить, перетерпеть — или умереть от него. Здесь все было иначе. Чогориец попал во всепоглощающий,
Голова Есугэя запрокинулась, прижалась к металлу, как и череп Ашелье. Он кричал, пока хватало воздуха, но ничего не слышал из-за громового рева и воя в ушах. Мощь трона, способная усмирить богов, крепко стиснула кисти и ступни воина. Секунду — или очень долгое время — Таргутай думал, что эта сила мгновенно убьет его. Ярость варпа, втянутая машиной, дополненная, измененная и подчиненная ее загадочными механизмами, вырывалась наружу через псайкера и уносилась вверх по шахте, в гигантский лабиринт антенн и энергетических катушек. Тело воина сгорало, как топливо в двигателе. Его разум свежевали заживо, его душа растворялась. Ничто, ничто не могло сравниться с подобным кошмаром, ураганом мучительных страданий, завывающим вихрем неизмеримого, отвратительного могущества.
Тронный зал вокруг Есугэя исчез, сменился бурлящей массой изуродованных оттенков.
Он увидел громадную плоскую равнину, что уходила вдаль и колыхалась, словно вода. Ее рассекали молнии, терзали внутренние извержения. Затем Таргутай воспарил над ней, лишенный тела, распавшийся, — всего лишь призрак пред лицом вечности.
В Смятении, этом кипящем месиве духовного пламени, он разглядел яркие точки света и понял, что видит миры, миллионы планет, разбросанных по бесконечности творения. Между ними Есугэй различил мерцающие пути, одни широкие и наполненные сиянием, другие — размытые полоски, извилисто уходящие в ничто.
Его смертное тело еще кричало. Его плоть еще горела. Его душа утекала, поглощалась, втягивалась в небытие сверхсилами освобожденного трона.
Таргутай поднялся выше и, превозмогая муки, отыскал островки порядка в хаосе. Нечто двигалось в световых каналах — мириады душ, что преодолевали имматериум. Ему предстали громадные армии на марше, выстроенные подобно древней коннице в бескрайние каре, превосходившие числом любые формирования с Улланора. Воинства направлялись в одну сторону: к ярчайшей точке света далеко на западе Галактики, где сходились все блистающие дороги.
Над той планетой сверкал могучий маяк, ясный и пронизывающий тьму, но буря подходила все ближе, и его лучи начинали угасать. С каждым ударом галактического сердца армии придвигались, затемняли его, седлали приливные волны эфира в стремлении начать осаду.
В том мире находился второй трон, схожий с тем, на котором сидел Есугэй, но куда более величественный, неизмеримо более мощный, древний, нечистый, глубже внедренный в ткань реальности и нереальности. Тот трон, истинный Трон, вонзался в недра эфира, его корни уходили в необозримую глубину, к самому основанию бытия под дрожащей пеленой света.
Пелена. Вейл.
«Там разные слои. Есть stratum aetheris, мелкие каналы. Глубже пролегают великие маршруты stratum profundis. Наконец, существует stratum obscurus, корень всего ужаса. Чем они помогут вам? Ни один смертный не проведет вас по дорогам бездны. Даже он».
Фразы экумена вспоминались урывками, как старые сны. Таргутай больше не мог представить его лицо. Он больше не мог представить свое лицо.
«Ты можешь видеть свет Картоманта. Можешь следовать за ним, прикрываясь эгидой поля Геллера от Разумов извне. Но даже тогда ты погружаешься совсем незначительно. Нырни глубже, и оболочка расколется. Свет померкнет. Око ослепнет. Чем ближе ко дну, тем опаснее яд».