Путь странника
Шрифт:
толкая языком капризным звуки,
и никому уже не нужно
больше лгать,
и умолять,
протягивая руки.
Привычного стесненья телу больше нет,
а все, вокруг, так удивляет зренье:
и мягкий, чистый луг
и яркий, новый Свет...
Под незнакомой,
ласковою сенью
легко теперь звучать и двигаться легко,
и, кажется, что мы совсем не знаем,
что Время старится,
и где-то далеко
теперь
обитель голубая.
К N.
Поведайте, в каких еще краях,
Ну, может, кроме Африки голодной,
Лгут - вдохновенно, грабят - благородно,
И мастерят свободу на костях?
Как долго будем думать: "может быть,
Нет-нет, не здесь, а где-то там - далёко,
В другой стране, губительного рока
Мы избежим и станем лучше жить?"
Как хорошо в фантазиях летать!
Не замечать железной жизни поступь
И с удивленьем обнаружить после,
Что наступило время умирать...
Бессонница.
Я сижу, сижу, а все не клонится
Ко груди, иль набок голова,
Что ж ты делаешь со мной бессонница?
Точно житель темноты - сова -
На диване я сижу как на ветвях;
Головой кручу и не могу
Ночью спать как человек, как праведник -
Все сижу и что-то стерегу...
Что я маюсь, отчего недобро так
На душе? А я молчу, молчу...
Отчего, ко спальной страшной комнате
Не могу идти я? Не хочу...
Из "Моцарта".
Когда б вы знали, как бывает тяжко
на скрипке Божьей вытянуть все струны
в один согласно зазвучавший лад,
и, двигая смычком воображенья
по этим напряженным жилам боли,
волшебную, чудесную музыку,
которой нету ничего прекрасней
и совершенней в этом грубом мире,
явить на свет и удивиться: "Как же,
к чему все это чудо совершенства
взялось из развращенной, смертной плоти,
которая лишь час тому назад
жевала и проглатывала что-то?"
Один ответ я вижу и приемлю,
какой дает мне ясность, оправданье:
Что с нами Бог, и это Дух Господень
тревожит нас несовершенства мукой,
которая звучит душе приманком,
и от неверья переводит к вере,
и обещает чудо воскресенья,
и радость вечной, светлой, новой жизни.
Как хорошо, покойно и свободно,
и этих слез раскаянья не стыдно,
и одного лишь хочется: прощенья
просить. Не знаю у кого, не важно!
Очищен храм
принесена молитва покаянья,
совершено причастье. Растворяюсь...
и - нет меня! Домой вернулся сын;
отправился опять к своим истокам,
когда настали времена и сроки.
Бывает страшно.
За жизнь свою боясь, и трепеща
От мысли: "вот и мы, увы, не вечны...",
Я притворяюсь, рифмами треща.
И нипочем мне все, и так беспечно
Я время трачу между "от" и "до" -
Две даты на моем могильном камне,
Что будут отпечатаны потом
Каким-нибудь ремесленником славным.
Что я ищу, и есть ли польза в том?
И, глядя на себя сторонним взглядом,
Кажусь: то человеком, то скотом,
И удивляюсь этому разладу.
Кто я такой? Зачем мне умирать?
Но голос плоти - тише, замирает...
Я слышу, вот и мне: "Теперь - пора!"
И сердце всю вселенную вмещает.
Пред сретеньем - прощанье!
I
Взмах ресниц - движенье заломленных рук,
И матовой кожи свет...
Было тихо, странно так было вокруг:
Тускло блестели две
Серебристые нити; глаза в глаза
Уже взглянуть не могли,
Что-то нужно мне было еще сказать -
Слова на память не шли!
II
Обыденны, мелки слова,
И зренье застит даль разлуки;
На чудо б надо уповать,
Но чуда нет. Простерлись руки
Над телом, словно два крыла.
Молитва в мыслях неумело
Ткалась - рвалась - опять ткалась,
Освобождаясь из предела
Души. На опустевший храм
Кладу холодные ладони,
Но кто-то произнес: "Пора!"
И голоса в стенаньях тонут.
III
Всем нам встретиться вновь суждено!
Прежних лиц не важны очертанья -
Там, в отличье от жизни земной,
Ни к чему будут нам узнаванья.
Будет с Новых Небес золотых,
Над землей обновленной, иное
Солнце светом нетварным светить:
Без проклятья, без смерти, без зноя.
Человек умер.
Желтеет восковое тело
На простыне голубоватой.
По-детски - как-то неумело -
Оно раскинулось в кровати,
И, человечью речь не слыша,
Лежит, согнув в колене ногу,
И притаилось, и не дышит,
И коченеет понемногу.
И в суете предпохоронной,