Путь в архипелаге (воспоминание о небывшем)
Шрифт:
— Ты русский, это видно даже без разговора… Для тебя существует только ваша собс-твенная история… Да, я боюсь свастики, как боится её любое зло, если она в чистых ру-ках… Но я предлагаю тебе обмен.
— Обмен? — я был не настолько поражён, чтобы опустить оружие, но удивился сильно. — Что у тебя есть и что есть у меня, что менять-то?
— Смотри, — сказал паук и человеческим жестом провёл по воздуху, словно по стеклу, од-ной из лап.
Вы видели, как стекают по окну капли дождя? А теперь представьте, что вот так же стекает
Передо мной был прямоугольник — метр на два, похожий на обычный дверной про-ём, в котором сняли с петель дверь. А за этим проёмом…
— Это обман, — сказал я, созерцая спокойную воду Пурсовки почти у моих ног, слушая шум машин на мосту над головой. Окурки на грязноватом песчаном берегу…
Проём выводил под мост недалеко от почты. Частое месо наших игр. До меня до-неслись голоса людей и смех.
— Нет, — голос паука был странно грустным, — это правда.
Преодолев себя, я шагнул от проёма обратно к Танюшке и покачал головой:
— Там — уже не мой мир.
— Подумай, — заметил паук, — он достаточно велик, чтобы вместить двух Олегов.
— А в этом не останется ни одного? — я овладел собой и усмехнулся. — Нет уж. У меня тут дела и друзья.
— Сейчас, — вдруг зло — с человеческой злостью! — сказал паук. — Но не будет ни дел, ни друзей, если ты не отдашь девчонку, дурак!
— Чтобы ты её сожрал? — я показал элементарную фигу.
— Я не собираюсь есть её… — казалось, эта мысль его насмешила и одновременно заста-вила задуматься. А я против воли — просто из любопытства! — спросил:
— А такие… двери, они есть только тут?
— Они прячутся во всех туманах, — ответил паук. — И в них довольно легко войти. Надо только привести в туман и отдать Охраннику своего лучшего друга.
— Так вот как ты тут оказался! — осенило меня. Паук дёрнулся, словно я ударил его; по-том прошипел — уже без человеческих интонаций:
— Да-а-а…
Воздух в "двери" дёрнулся, и я увидел… нет, уже не берег реки, знакомый мне с де-тства. Это самое место, где я стоял — берег ручья. Только, похоже, была зима. Возле ле-дяной кромки лежал ничком светловолосый мальчишка в раскинутом полушубке — я видел рукоять какого-то оружия, родинку на виске и угол приоткрытого рта. К нему, провали-ваясь в снег по колено, бежал мальчишка помладше меня, тоже светловолосый, на бегу придерживавший на бедре меч.
— Федька! Федька! — он ухнул в снег по бёдра, рывком добрался до лежащего товарища, нагнулся над ним. — Федь, кто тебя?!
120.
— Во-ды-ы… — простонал лежащий. — Пи-ить…
— Сейчас, сейчас! — мальчишка дёрнулся к ручью, ладонью сломал ледяную кромку… и упал бы в воду, не подхвати его мгновенно вскочивший Федька.
— Прости, — тихо сказал он, и меня поразило его лицо — смесь радости и жуткой, вино-ватой
… - Это был ты? — спросил я. Паук ответил сразу же:
— Я. И мой друг Федька. Мы были тут вместе три года и несколько раз спасали друг друга. Я бы отдал за него жизнь. И отдал… от меня немного осталось.
— Он оставил тебя Охраннику? — догадался я. — И вернулся… домой? Давно это было?
— Всё так. А давно ли — я не знаю.
— Значит… — я огляделся, — ты тут не один? Где другой Охранник?
— Я тут один, — возразил паук. — В том-то и дело, что Охранник, нашедший себе замену, умирает.
— Умирает? — переспросил я. — И ты…
— И я, — подтвердил паук. — Я только об этом и мечтаю. Уже давно.
Я молчал. Что тут было сказать или спросить? Молчал и паук, которого когда-то звали Федькой.
— Мне тебя жалко, — вырвалось у меня. — Правда жалко. Но Танюшку ты не получишь, — я наклонился и вынул руку Танюшки из ручья. По её телу словно бы проскочила электриче-ская искра, и я увидел, что она просто спит.
— Догадался, — сказал паук. — Но смотри. Ты, наверное, думаешь, что хорошо знаешь сво-их друзей. Я тоже так думал — а теперь я здесь. Тебя может ждать та же судьба.
— Мои друзья меня не предадут, — твёрдо сказал я. — Как я не предам их. Тебе просто не повезло.
— Время идёт, — загадочно заметил паук. — Идёт, приносит и уносит. И не всё плохо, что оно уносит. А принесённое — не всегда хорошо.
— Тебе просто не повезло, — повторил я и коснулся плеча девчонки: — Тань, просыпайся. Я пришёл за тобой.
Владислав Крапивин
Были тайны тогда неоткрытыми,
Мир земной был широк, неисхожен.
Мастерили фрегат из корыта мы
С парусами из ветхой рогожи.
Мы строгали из дерева кортики,
Гнули луки тугие из веток,
Капитаны в ковбойках и шортиках,
Открыватели белого света.
Белый свет был суров и опасен.
Он грозил нам различными бедами.
Караулил нас двоечник Вася
И лупил — а за что, мы не ведали.
Мир являл свой неласковый норов
И едва выходили за двери мы —
Жгла крапива у старых заборов,
Жгли предательством те, кому верили…
Мы, бывало, сдавались и плакали.
Иногда спотыкались и падали.
Но потом, сплюнув кровь, поднимались мы,
Ощетинясь сосновыми шпагами.
Жизнь была нам порою как мачеха
И немало нам крови испортила.
И тогда вспоминал я, как мальчиком
Помнил честь деревянного кортика.
А когда было вовсе несладко
И казалось, что выхода нет,
Будто в детстве, спасал меня Славка
Десяти с половиною лет.