Путь в Арьяварду

Кузьма Роман Олегович

4

Чернобородый чужеземец, которого все звали Кар-Ву, или «Волосатое Лицо», благополучно поборол свой недуг, и уже к исходу второго дня своего пребывания в деревне саанимов был способен говорить и осмысленно отвечать на вопросы. Ап-Вил, подгоняемый настойчивыми взглядами вождя и шамана, вошёл в свое жилище в час, предшествующий сумеркам – время суток, которому в ближайшие недели предстояло превратиться в непроглядную полночь. Бросив нетерпеливый взгляд на Волосатое Лицо – тот как раз пытался что-то объяснить Бю-Зва, – он сел

напротив, так, чтобы пламя очага разделяло их. Огонь в таких случаях дарил тепло и свет поровну, и никто не мог нарекать на радушие хозяина.

– Ты уже пришёл в себя, дорру? – обратился Ап-Вил к своему гостю на его родном языке. От неожиданности тот вздрогнул, в глазах южанина мелькнуло удивление.

– Да, хвала великому Дору и всем его небесным соратникам! – Волосатое Лицо улыбнулся. – Откуда ты знаешь наш язык?

– Я имел радость, – Ап-Вил криво улыбнулся и задрал штанину, демонстрируя шрам от колодок, – быть гостем твоего народа в течение нескольких незабываемых месяцев.

Волосатое Лицо понимающе кивнул и одарил хозяина приветливой улыбкой.

– Я теперь твой пленник?

– Нет, ты мой гость, и волен оставить этот дом в любое мгновение.

Горький смех был ему ответом.

– Я и не ожидал встретить столь тонкое чувство юмора в такой глуши. – Южанин укутался в шкуры и улыбнулся Бю-Зва, которая поставила на огонь горшок с тюленьим мясом. – Действительно, бежать из такого плена – сущая глупость и бессмыслица.

Девушка зарделась, помешивая дымящееся варево костяной ложкой. До ноздрей Ап-Вила донёсся аппетитный, чуть дразнящий обоняние аромат.

– Бю-Зва обручена, и тебе следует трижды подумать, прежде чем даже смотреть в её сторону, – произнёс он самым суровым голосом. – Ревность её жениха, его умение обращаться с оружием, наличие у него друзей, наконец, – обо всём этом я тебе сообщил, дабы ты не попал в обстоятельства, которые будут тебе стоить жизни.

Ап-Вил с трудом подбирал слова полузабытого языка, которым и в юности владел далеко не лучшим образом, однако смысл сказанного, несомненно, дошёл до чужеземца. Ваб-Ди, пылая от еле сдерживаемого негодования, весь день вертелся вокруг дома Ап-Вила, и, очевидно, лишь строжайший запрет вождя сдерживал его от необдуманных действий.

– Ха! – ответил с нескрываемой насмешкой Волосатое Лицо; в голосе его слышалось презрение к смерти, отличавшее всех дорру. – Я мог бы сразиться и с дюжиной таких… с моим мечом!..

Он замер на полуслове и вопросительно посмотрел на Ап-Вила; тот достал меч из-под вороха шкур и показал его своему гостю.

– Он твой, и его никто не крал. И нож, и копьё, и другие вещи – они твои; но я не хочу, чтобы ты хватался за них, пока твой разум и тело ослаблены болезнью. Рассудок твой может в любой момент помутиться, ты схватишься с кем-нибудь, и жизнь твоя – а возможно, и не только твоя – оборвётся.

Волосатое Лицо вновь рассмеялся.

– Ты прав, мой хозяин, но позволь мне подержаться за рукоять моего меча. – В воздухе повисло натянутое молчание, и Ап-Вил, понимая, что его

испытывают, протянул меч рукоятью вперёд.

– Он дорогой, правда?

– Очень. Гораздо дороже топора – и в несколько раз дороже обычного меча. – В голосе парня слышалась нескрываемая гордость; он чуть потянул клинок из ножен и тут же вогнал его обратно. – Нельзя обнажать оружие за столом, с которого ешь.

Ап-Вил, уже однажды слышавший эту пословицу более двух десятков лет назад, молча кивнул и убрал меч.

– Всё наше селение сгорает от любопытства – нам не терпится узнать, откуда ты пришёл? – Взгляд чёрных глаз Ап-Вила, твёрдый, как обсидиан, из которого саанимы делали наконечники для стрел и копий, принудил дорру отвернуться.

– И это главная причина, по которой я до сих пор жив, не так ли?

Ап-Вил оценивающе посмотрел на своего гостя.

– Тебе мог оказать гостеприимство дом, в котором нет столь искусной знахарки, как Ва-Жи.

Раздался короткий смешок, в чёрной бороде блеснули белые, как снег, зубы.

– Дом! О боги, вы называете эти лачуги домами, – простонал пришелец. – Я вырос в чертогах Кибхольма, знал князя Аннара и сына его, славного Спайра! Десятилетним мальчишкой я участвовал в походе на Татисберг, когда в море, подняв паруса, вышло сто и одиннадцать ладей – и вот этими самыми глазами видел, как пал величайший город Севера, покорившись бронзе и огню!

Воинственный пыл охватил молодого дорру; свойственное всем его соотечественникам пренебрежение к представителям других народов, особенно к саанимам, легко читалось сейчас в затуманенном взоре.

– Ты попал в самые роскошные хоромы на этом побережье Льдистого моря, – ответил Ап-Вил с нескрываемой иронией, напоминая своему гостю о том затруднительном положении, в котором тот пребывал совсем недавно.

– Да, чтоб все дьяволы ада побрали меня и всех, кто присоединился к неразумному Спайру в его отчаянном походе! – Громкий голос, почти крик, дорру привлёк внимание тех, кто сейчас подслушивал их беседу, – послышались ёрзающие шорохи, тренированный слух Ап-Вила уловил даже чей-то приглушенный шёпот.

Южанин улыбнулся, словно подсчитывая свою невидимую аудиторию, большая часть которой не понимала ни слова из сказанного им, и продолжил:

– Я – Тонгир, мне двадцать три года, и я был ближайшим – и, видят боги, самым верным – товарищем Спайра в его безумном предприятии, попытке найти заброшенный храм Огненноокого бога.

Он на мгновение умолк, а затем внезапно обернулся к Ап-Вилу с вопросом:

– Слыхал ли ты когда-нибудь о Дне Грома, когда наш мир многократно сотрясало, будто началось всеобщее землетрясение? – Ап-Вил кивнул. – Я слышал эту легенду ещё в раннем детстве: наши шаманы утверждают, будто на землю упала половина Луны, и сейчас, когда мы видим полумесяц, то нашим глазам открыто подлинное положение вещей; в полнолуние же Владыка небес Рас-Ни ненадолго возвращает Луне её прежний облик, чтобы иметь возможность насладиться ночными видами – но это лишь иллюзия, недолговечный дар бога, который быстро тает.