Путь варга: Пастыри чудовищ. Книга 3
Шрифт:
– Калека и женщина, – Хромец приподнял трость. – Безоружные. А у Третьего Мечника Кайетты есть его клинок. Что же будет делать благородный рыцарь в такой ситуации? Что там говорят его обеты?
Защищать слабых и сберегать того, кому присягнул, и обращать клинок лишь на зло…
– Я поступлю согласно им, – улыбка вышла твёрдой и острой, как Разящий. – Обращу свой клинок на зло. Тебя давно нужно было пришибить… ещё до Правой ночи.
– Распространённое мнение. Я даже допускаю, что вы в своём благородном порыве не остановитесь и перед тем, чтобы зарубить
– Думаю, не будет.
Арианта не глядела на Хорота – глаза её вновь были подняты к лицу Целительницы. Молилась она? Может быть, просто не хотела читать в его глазах свою судьбу – принадлежать ему на этих плитах, у ног своей богини-покровительницы. А потом быть связанной с ним обетами брака – если не захочет, чтобы кто-то узнал о её бесчестье и о том, чья она ставленница.
Королева молчит, вот и хорошо. Ей нужно привыкать быть молчаливой и покорной.
– Я бы вызвал тебя на поединок, чтобы не убивать безоружного, но змея никогда не безоружна. Всегда хотел знать, что у тебя на правой ладони. Сними перчатку и вытяни руку ладонью вверх.
Достаточно, чтобы увидеть Печать, но недостаточно – чтобы произвести пас. Впрочем, они стоят слишком далеко, чтобы можно было нанести хороший удар – Разящий легко рассечёт и отразит любой магический поток, а потом Хорот двинется вперёд – и лезвие безошибочно найдёт цель, перерубит глупую тросточку, прорежет ещё одну улыбку, пониже первой… И они не успеют сбежать: стоят слишком далеко от Хорота, но ещё дальше – от выходов. Особенно для женщины и калеки.
Слёзы Целительницы с запахом весны разбивались, покрывали его волосы и плечи благодатной, искрящейся изумрудной пылью. Разящий казался золотым клинком из легенд.
Рыцарь в зелёных доспехах и с золотым клинком – тот, из древней баллады. Который сразил ядовитого змея у ног испуганной Люонны Златовласой.
Эвальд Шеннетский вздохнул, неспешно начиная стягивать перчатку.
– Вот за что я терпеть не могу Мечников, – говорил он, будто продолжая начатый давно разговор, – это за их веру, что знак на ладони определяет тебя с ног до головы. Даже когда они пытаются хоть немного шевелить мозгами… Поскреби малость – отыщешь всё того же рыцаря, самоотверженность с жертвенностью пополам. А между тем…
Чёрная перчатка взлетела в воздух, и Хорот Эвклинг на миг проводил её взглядом. На ладонь он взглянуть не успел.
Что-то скользнуло по коже, падая сверху. Хорот ощутил будто бы лёгкий удар по плечу, прикосновение холодного к шее и лёгкий укол под подбородком – словно булавкой.
– …вы бы лучше по сторонам смотрели, пока я вам зубы заговариваю. Иначе давно бы уже догадались, что Целительница нынче плачет отнюдь не исцеляющими слезами, а с ладоней у неё не благословения падают.
Холодное пробежалось вокруг шеи, царапнуло кожу, и Хорот передёрнулся, схватился за это ладонью – ладонь тоже укололо, раз, два, и он швырнул в воздух проклятую, юркую тварь. Разящий взметнулся, разрубая маленькую ящерку напополам.
– Один из ваших, – заметил Шеннет, надевая перчатку опять. – Возвращаю, так сказать, хозяину – впрочем, вы же вряд ли видели их близко.
Хорот, оцепенев, смотрел на
«Мелочь, – стучало в висках. – Пыль, мелочь, блеф».
Смерть от лезвия – чиста, от яда же – позорна, и она не для истинного Мечника.
– Вы же не ожидали, что я, например, с мечом на вас брошусь, – говорил Шеннет, и его голос казался назойливым, тягучим. – Даже если бы у меня и был клинок – с детства всего этого не выношу, да и потом, вы же сами сказали – яд моё оружие.
Мелочь. Седой калека не может одолеть Истинного Мечника. Собраться с мыслями, нужно… меч, он ещё успеет…
Ему нужен был его Дар – и он воззвал к нему, но по венам вместо приятного жара растекся ледяной холод, и магия не пришла. Ему нужен был меч – но Разящий потяжелел во много раз, и тёплая рукоять покинула ладонь, звук падения донёсся – дальний и глухой, будто бы из бездны. Нужно было его тело – ловкое, гибкое тело мага Меча – и он потянулся за кинжалом, раз меч его покинул – и рукоять отказывалась подворачиваться негнущимся пальцам, а времени было так мало. Да ещё трескотня Шеннета, от неё раскалывалась голова, а ему, Эвклингу Хороту Разящему было так нужно что-то, так… нужно…
– … о ваших людях, конечно, тоже позаботились… Милая, не стоит смотреть, я же говорил. Господину Эвклингу ты ничем не поможешь, и мы же не хотим, чтобы у тебя опять начались кошмары. Будь умницей, отвернись. Давай я кликну кого-нибудь, они тебя проводят к выходу.
Хорот поскользнулся на мраморе, залитом слезами Целительницы. Качнулся, опустился на одно колено. Он видел теперь их очень ясно: седовласый Хромец встревоженно выговаривал что-то, Арианта, в золотом сиянии волос, оперлась о его плечо и смотрела печально.
– Не нужно было этого делать, карменниэ, – Когда это маленькая королева нахваталась языка нойя? Наверное, в изгнании. Звать Шеннета «лучшим из людей» – презабавная шутка.
– Знаю, дорогая, – он бережно вытирал слезинки с её щёк. – Будь твоя воля – ты раздавала бы всем шансы, как одна моя знакомая варгиня. Но в случае с господином Эвклингом темница или исчезновение вызовут много вопросов. Здесь же – он герой, который попытался остановить новый Сонный Мор и поплатился жизнью. К тому же, шанс у него остаётся. Сказочный шанс: трое суток на поцелуй любви, правда, пока его найдут и начнут поиски – нужно будет взаимное, истинное чувство. Так что, господин Хорот, если вы кого-то любили по-настоящему…
Свой меч. Истинный Мечник… только свой меч.
Колонны храма извивались, оборачивались змеями, разевали пасти, и нужно было пробежать через ряд чудовищ, рассекая их клинком – пробежать, чтобы попасть на ночной турнир с самым лучшим призом, и он не понимал, почему эти двое так говорят о нём: он не проиграл, он только выходит в бой, он ещё останется в песнях…
– Он останется в песнях, – говорил лунноволосый призрак, обнимая прильнувшую к его плечу светлую тень. – О нём сложат дивные сказки, можешь не сомневаться. О спящем юноше, который ждёт прикосновения губ истинной возлюбленной. Ну, пойдём, не надо смотреть.