Путь
Шрифт:
— Я опозогил? Это Колька перед всеми обосгался! Символично, что мы об этом говогим именно в согтитге, ты не находишь? Да и Алиска твоя тоже хороша!
— А с ней-то, что не так? — зашёлся Аттал.
— Как что? Она сначала жагилась с Доктогом на пляжах Фгакийки и тут же вышла замуж за Кольку. Тебе самому-то не смешно?
— Ты сам на это согласился и подписался, что так оно и будет!
— Тепегь уже не будет. Всё изменилось! Он не сможет быть хозяином, мы оба это понимаем! То есть условия, на котогые мы изначально договогились — нагушены.
— Орлан! Очнись! —
— Мне кажется, Талька, — перебил его Орлан, — у нас с тобой газличные тгактовки того, что хогошо, а что плохо. Мне кажется, что впгягаться за фуфлогона — стгёмно. Я думаю, что и Ильсид меня поддержит.
— Щас-ко! Сейчас хер тебя Ильсид поддержит, если что. Можешь даже к нему не соваться после всего произошедшего. Ты его тогда на Совете, как будто по печени ударил, когда подписался на моё предложение.
— Да уж, тут вы меня загнали в угол, — дёрнулся и изменился в лице Орлан. — Но из каждого тупика есть выход, ты это знаешь.
— Славка, давай без лирики. Подведём, э-э-э, этот, как его?
— Итог.
— Да, подведём итог. Так что, ты с нами будешь держать полис или срываешься?
— Нет, Талька. Не сгываюсь. Я пгосто отклоняю ваше любезное пгедложение.
— То есть ты не будешь оставаться в Ганзе? — с волнением спросил Аттал.
— Нет, Аттал, не буду. — Слава цокнул языком. — Двигайтесь сами.
— Я правильно понимаю, что ты отказываешься от прав?
— Пгавильно. А значит, и от обязанностей тоже.
— Откуда такой пессимизм, Славяныч?
— Эта идея обгечена на неудачу!
— Ты не веришь в сына?
— Хм. Нет, не вегю.
— Ну а вдруг?
— Увидим.
Аттал уничижающе оглядел Орлана и, отщёлкнув шпингалет, молча вышел из туалета. У порога он повернулся и замер, как будто желая ещё что-то сказать, но, не решившись, с шумом захлопнул за собой дверь. По-видимому, добавить было нечего.
*
— Что я ещё хочу добавить, — произносила в это время Луиза, стоя с бокалом в руке и завершая свой праздничный тост. Алиса и Колян глядели на неё с застывшими улыбками, как это принято у женихов с невестами, принимающими бесчисленные поздравления. Луиза откинула вьющиеся локоны и внимательно оглядела всех своими миндалевидными глазами с поволокой:
— Я скажу вам, молодые люди, что важнее всего в жизни любовь. Впрочем, эту банальную вещь вы и сами знаете. А вот как объяснить, что такое любовь и возможно ли описать её словами? — Луиза пожала плечами, шесть экранов над головами повторили за ней, а в дюжине колонок прозвучало. — Думаю, нет, ведь у всех она разная. Например, для меня любить — означает создавать семейный очаг и уют, быть самым близким человеком для родных мне людей и находиться рядом в трудную минуту, так ведь, моя дорогая? — повернулась она к Алисе.
Та быстро закивала, поморгав, а Луиза мягко продолжила.
— А чтобы это объяснить наглядно, я бы хотела, чтобы
Все на свадьбе знали, кто такой Аттал. Почти все понимали, кто такая Луиза и что отказывать ей в просьбе не стоит. Поэтому Тяпа начал судорожно включать мозги:
— Я думаю, что это, короче… чтобы можно было обнять там, тусануть, не знаю, — как-то растерялся парень и крепко сжал пальцы в замок. Луиза оценила жест:
— Ты имеешь в виду, быть вместе?
— Да, да! — закивал обрадованный Тяпа. — Быть вместе! Точно!
— А можно я? — поднял руку поддатый парень в жёлтой рубашке и привстал. — Я знаете, как скажу? Любовь это холод в разлуке, ощущение тепла днём и жара — ночью!
В зале хохотнули.
— Вычитал где-то! — махнула в его сторону рукой ширококостная бравая тётя в бархатном платье и высказалась сама. — Я ужо слышала такое! Но лучше запомнила другие слова: не помню, кто сказал, что любовь — это то, ради чего стоит жить и ради чего стоит умереть. Вот это, я думаю, и есть настоящее чувство! Сильное! — махнула она вилкой.
— А мне кажется, что любовь — это то, что приходит со временем, знаете, вот когда пропадает первая влюблённость, когда ты начинаешь видеть недостатки человека и, что самое главное, когда принимаешь их вместе с ними. Вот это, наверное, любовь? — очень проникновенно и слегка задумчиво произнесла интеллигентная барышня в красивом строгом платье. — Разве нет?
— Может быть! Но, скорей всего, когда жертвуешь чем-то ради любимого человека, — развёл руками сутулый дядька в кашемировом пиджаке, — не знаю, можно ли пожертвовать жизнью, но, если человек принёс в жертву что-то важное во имя чувств, то это, к гадалке не ходи — точно любовь. Сам через это прошёл, знаю, что говорю! Поэтому…
— А вот для меня — это желание родить для любимого человечка ребёночка! — сладким голоском продолжила вместо него деваха в широком платье для беременных, сидевшая за одним из столиков, набитых орланскими пацанами и их подругами. — Да ведь, милый? — обернулась она к пареньку рядом, жующему рыбий хвост. Тот вытаращил глаза, застыв с полным ртом, но его спас товарищ:
— Любовь — это страсть, пацаны! Не страсти — нет отношений, нет любви! Точняк?
— Нет, не так! Любви вообще нет! Я проверял — её не существует!
— А вот и существует! У меня любовь! Я вышла замуж за человека, дала ему слово быть с ним в богатстве и бедности, и с тех пор, худо ли бедно, мы много-много лет вместе. Вот это и есть любовь. Чтобы как со свадьбы, так и до конца.
— Что до конца?
— Всю жизнь прожить с одним человеком. А ты, Хаврошка, чего молчишь?
— А что за вопрос-то? Кто такое любовь? — тот вытер усы. — Мою соседку так зовут — Любовь. Вы про неё? Или вы не про неё?
— Ты, вообще, кого-нибудь любил, Хаврошка? — спросила его женщина с одуловатым лицом, сидевшая напротив.