Путь
Шрифт:
— Так я всё же хочу от тебя добиться — как мне научиться всем этим делом заправлять?
— Чем именно?
— Ну, вот Ганзой, например? Одно дело кооперативом управлять, а другое — целым полисом. Откуда знаниям-то браться? Я ж не понимаю ни хрена! Ты ведь мой главный советник, вот ты и подскажи!
— Разберёшься. Поступай по справедливости, исходя из здравого смысла.
— Но надо же строить систему. А системы пока нет — всё на кумовстве.
— Да, есть такая проблема, вернее, задача. Значит, её надо решить.
— Как мне добиться, чтобы все смотрели в одном направлении?
— Учись,
— Проверить — это одно, а вот как понять, куда идти?
— Тут рецепта нет. Тут нужно подключать мозг.
— Бо, надеюсь, ты мне в этом поможешь?
— Надеюсь, что помогу, дорогой.
— Ты в сомнениях, дорогая?
— А разве есть повод?
— Думаю, ты найдёшь.
— Ты знаешь, что бесценно?
— Что же бесценно, моя дорогая?
— Научиться молчать — вот, что бесценно.
— Бо, я не понимаю, мы с тобой ругаемся, что ли?
— Нет, с чего ты взял? Или ты сам хочешь поругаться?
— Нет, Бо. Я не люблю ругаться — я за мир в семье. Иначе никак.
— Я тоже. Просто я сегодня на нервах, извини. Сама не своя весь день.
— Что стряслось с тобой сегодня? Кащеевские недобитки встрепенулись?
— Да нет. Я всегда такая перед красными днями. Ничего личного — это ПМС.
*
Так, мило болтая, они подходили к своему съёмному дому. В руке Бо синел, желтел и белел букет с полевыми цветами и изумрудно зелёными травами, который Саша купил пять минут назад возле базара. Как истинный джентльмен, он открыл дверь ключом, широким жестом пропустив даму перед собою:
— Мадам, извольте прошествовать в ваш шикарный дворец с лоджией!
— Вы весьма учтивы, монсеньор. И какие у нас дальнейшие планы?
— Я на кухню за вином и продолжим более интимный разговор.
— М-м, отличный план. А я тогда цветы в вазочку поставлю.
Бо завернула в зал, а он — на кухню, по ходу включая свет.
Но вдруг раздался звук вдребезги разлетевшейся вазы.
— Бо? — по рукам и ногам Саши пробежали мурашки.
— У нас гости, — неживым голосом произнесла она.
— Не волнуйся, Бо, это всего лишь Валера Берет.
— Нет, это не Валера, — бесцветно ответила Бо.
— Берет сдох, — произнёс знакомый голос.
***
За Катарину, кстати, не беспокойтесь.
Она нашла кольцо возле туалетов.
Прямо на ковре лежало, тут же.
А потом курьер привёз вино.
Посылка. Ящик. Анонимно.
Домна Михална пришла.
И каждый вечер они
сядут за рюмкой,
болтают себе,
почём зря,
а жизнь —
идёт.
ПО ПОНЯТИЯМ ЧЕСТИ
Валера Берет в нетерпеливом ожидании вышел на веранду и привычно провёл рукой по шершавой поверхности перил из сухостойной сосны, ощущая кожей шероховатости, трещинки и червоточины. По всей видимости, доски, из которых сделано ограждение и пол террасы, а также наличники на окнах, изготавливались из упавших деревьев, долгое время
На самом севере, в условиях чрезвычайно жёсткого климата, хвойные деревья растут очень медленно, поэтому со временем приобретают исключительную плотность, к концу жизни становясь твёрдыми, как камень. Иногда, когда корни сосны умирают от старости или холода, то дерево как бы впадает в анабиоз и десятки лет сохнет, получая твёрдость скальной породы. На поперечных спилах стволов, рубленных «в пахту», было заметно, что годичные кольца расположены невероятно тесно. Берет прищурился, пытаясь подсчитать, сколько лет дереву, но сбился где-то на середине, на девятом десятке колец. Понятно, почему строители давали пожизненную гарантию.
На Валерин вкус, цвет дома можно было и поменять — уж больно блеклым он казался. Когда он заикнулся об этом Атталу Ивановичу, то тот обозвал его ослом, покрутив пальцем у виска. Сказал, мол, сухостой практически не впитывает краску или пропитку, да и вообще, природа уже постаралась на славу, из-за этого брёвна почти не подвержены гниению, а значит, идеальны для жилья. Хозяин был прав — внутри дома всегда было комфортно: в жару — прохладно, а в холод — тепло, и даже пахло как-то по-особенному уютно.
Берет ещё раз провёл рукой по прекрасной текстуре дерева и подумал, что он сам чем-то похож на сухостой — такой же крепкий, сухой, непробиваемый, практически бессмертный. Из скольких передряг ему удавалось выбираться живым — не сосчитать. Погибали враги и друзья, пули и ножи сражали тех, кто рядом, а Валера всё стоял, вцепившись зубами в жизнь, как дерево в землю корнями. Ничего его не брало, наоборот, он набирался крепости, мужал и креп, а теперь так и вовсе подфартило. Правда, началось всё отнюдь не гладко.
Вчера вечером со свадьбы вернулся поникший, расстроенный, постаревший Аттал Иванович в сопровождении небольшой свиты и, к огромному удивлению Валеры, с женихом и невестой, которых он здесь совершенно не ожидал увидеть. Хозяин был настолько подавлен, что по приезду ни с кем не захотел разговаривать, сразу ушёл к себе, бросив: «Никому не входить!» Молодожёны заперлись, как это всегда бывало раньше, в комнате Алисы и притихли. Гости устроились в гостевом домике, самостоятельно продолжив банкет. Берет заволновался, подошёл было с расспросами к Луизе, но та знаком велела ему держать рот на замке и, напряжённо хмурясь, без стука вошла к хозяину в кабинет. Валера возмущённо нахмурился — он себе такого не мог позволить.