Путь
Шрифт:
— Время собирать камни: возвращать деньги, наказывать виновных.
— Я думаю, что твои догадки нужно проверить. Не мстить сгоряча.
— Конечно, моя милая, конечно, не тревожься. Я уже приказал.
— Как ты с ними поступишь? — напряжено задала вопрос Луи.
— Пока не знаю, — ответил Аттал, и она ощутила поток лжи.
Они взглянули друг другу в глаза, но Луиза отвела взгляд.
— Всё будет хорошо, не парься, милая, — мягко сказал он.
— Ты, ты убьёшь их обоих? И Валеру, и Сашу Доктора?
— Нет, что ты! Я ведь не зверь какой? Пожурю чуток.
Женщина снова почувствовала враньё
— Аттал, скажи мне честно. Что ты сделаешь?
— Берета отправлю на отдых — давно просил.
Опять обман, снова неправда в его речах.
— Что с Саном? Он же ведь ни при чём.
— Кто? Доктор? Лепила-хуйлармон?
Вспыхнула злость, Лулу отшатнулась.
— Сморкач гнилой, собачий депутат!
Всплеск безумной ярости, взрыв.
Луиза понимала: не уговорить.
Аттал Иваныч пошёл вразнос.
Берет однозначно обречён.
Валеру уже не спасти, нет.
А за Сашку она побьётся.
Доктор излечил Аттала.
Отбился от Вуйчиков.
Поднял со дна Ганзу.
Переборол себя.
Да и Бо с ним!
— Эх, была не была! — подумала Луиза, расслабилась, улыбнулась, участливо покивала, сделав вид, что да, она с ним согласна, и, накрыв его руку своей, ласково погладила, шепнув:
— Давай лучше пока обо всём забудем, дорогой. Утро вечера мудренее. У нас и так выдался слишком тревожный день, чтобы усугублять. Нужно поскорее выходить из депрессии, иначе засосёт, ты же знаешь? Может, пока не будем раздувать, дорогой, а лучше пожаримся, как следует, а?! Как мы с тобой любим — с огоньком! Уйдём от всего хотя бы ненадолго. На пару часов!
Не дожидаясь его ответа, Лулу привстала, взяв два глубоких бокала для вина, и, мягко покачивая бёдрами, направилась к камину. Подняла с полки бутылку двадцатилетнего коньяка, с усилием открыла, налила граммов по сто с горкой, но не вернулась обратно, а неторопливо присела у камина. Ухватив щипцы, зацепила ими несколько брикетов и бросила в очаг, отчего они ярко вспыхнули сине-зелёным цветом и судорожно стали сужаться до тех пор, пока, наконец, не загорелись неторопливым жёлто-красным пламенем с фиолетовой окантовкой. Тогда Лулу поднялась с колен, повернула ручку выключателя, и свет в кабинете погас. Теперь комнату освещал лишь разноцветный каминный огонь да блеск бриллиантов на шее и страз на платье. Её тёмная кожа моментально слилась с полумраком, словно растворившись в нём. Лишь через несколько мгновений, понемногу, по чуть-чуть, её образ стал проступать сквозь сумрак.
Женщина замерла подле камина, спокойно и чуть устало всматриваясь в Аттала, пока не поймала его взгляд. Затем медленно вытащила из волос алмазную заколку, позволив волосам свободно рассыпаться по плечам, и неожиданно лёгким движением расстегнула пояс с бриллиантовым цветком, небрежно бросив его на мягкий ковёр под ногами. Чуть повернувшись к огню, чтобы её было лучше видно, Лулу принялась что-то расстёгивать на талии, спереди, сзади и по бокам, пуговица за пуговицей, до тех пор, пока нижняя часть вечернего платья, прошуршав, не упала к ногам. Девушка легко перешагнула её, продемонстрировав взору заинтересованного Аттала, коротенькую прозрачную вуаль, едва прикрывающую тоненькие трусики и пояс, к которому крепились ажурные чулки в тонкую сеточку.
Мягко повернувшись к хозяину дома спиной, она покачалась, по очереди
Лулу взяла в руку трусики, скомкала, засунула их в один из бокалов, приподняла второй, всё так же плавно покачивая бёдрами, продефилировала перед лицом хозяина дома, села на подлокотник соседнего кресла, отставив одну ногу так, чтобы он мог всё в деталях разглядеть, и подала ему фужер с подарком внутри. Аттал принял его, несколько раз шевельнул ноздрями, вдыхая ароматы, взглянул ей пристально в глаза, залпом выпил всё до капли и, поставив на стол пустой бокал, произнёс:
— Я всё равно его не прощу, даже и не проси!
Луиза, как ужаленная, вскочила с подлокотника, яростно на него поглядела и так же неистово плюхнулась обратно в кресло, скрестив руки и ноги. Она выставила вперёд свои полные африканские губы и, помешкав, сняла с шеи жемчужное колье с бриллиантовыми вставками, с рук — по браслету, стянула кольцо с огромным камнем и демонстративно бросила на стол, мягко скользнув тёплой кожей полных грудей по холодной коже кресла, и утекла обратно.
Аттал невозмутимо поднял бровь.
— Это что-то должно означать?
Луиза ответила не сразу.
— Нет. Просто я устала.
— От меня устала?
— От алмазов.
— Почему?
— Давят.
**
— Дядь Валера, хватит кресло давить, садись давай! — бодро крикнул Мирон, открывая дверь мобиля и с улыбкой глядя на зазевавшегося и замечтавшегося Берета. — Давай, давай, отпускник, а то без тебя уедем. Кидай барахло своё в багажник.
— А где Сэм? — весело ответил Валера, хватая чемодан и приближаясь к мобилю.
— Дрыхнет вон сзади, выпивоха! Я почему его и везу — он же до сих пор проспаться не может! — разошёлся словоохотливый Мирон, вылезая. — Так вчера накидался, что ни петь, ни свистеть!
— Сэм ведь непьющий, — закряхтел Валера, заталкивая багаж в багажник.
— Вот тебе и непьющий, — хохотнул Мирон. — Всю свадьбу держался, а вечером накатило. Больно день, говорит, суетной выдался, моталки туда-сюда, устал, короче, доходяга. Выпил рюмочку, вторую, потом типа ваще ничего не помнит. Я только утром его нашёл, на полу, представляешь, с бутылкой в руках. С совершенно пустой бутылкой Сам сообрази, до какого свинства он намастрячился. Я теперь знаешь, как буду называть его? — хлопнул Мирон по дверце.