Путь
Шрифт:
То есть, отвечая на твой вопрос: случайность — это абсолютно верный признак нелинейного мира, в котором мы живём. Выбор направления в этих самых точках бифуркации — это, мой дорогой, всего лишь игра случая, зависящая от сотен внутренних и внешних факторов. Однако, так или иначе, со временем хаос складывается в жизненный аттрактор, который мы привыкли называть судьбой.
— Тогда… — Саша задумался. — Давно об этом размышляю. А как думаешь, слепой случай создаёт судьбу или осознанный выбор пути всё же влияет на случайность? Есть какая-то
Бо задумалась, чувствуя, что в горле сильно пересохло и говорить становится всё сложнее, но через силу всё же продолжила.
— Сложно сказать, Саша, затрудняюсь ответить. Ведь как говорит об этом наука?
— Как? — спросил Саша, моргая красноватыми от усталости глазами.
— А так, что и классическая, и квантовая физика — зависят от начальных условий!
— Слушай, Бо, я постепенно перестаю тебя понимать. Ну, зависят, и что дальше?
— А то, Сашка, что хаос, как бесконечный фрактал, не имеет ни начала, ни конца.
— И типа поэтому в хаосе нет начальных условий? — обмозговав, дал ответ Саша.
— А ты поумнее, чем выглядишь, — подколола Бо, ощущая дикую сухость во рту.
— Но! Заметь! Любой момент становится началом пути. Всё зависит от решения.
— Вот не сможешь не сумничать?! Иногда с тобой просто невозможно говорить.
Доктор только фыркнул, а девушка поспешила сменить тему, потому что стало уже вообще невмоготу.
— Любимый, будь добёр, принеси своей уставшей женщине водички. — Бо развалилась на подушках, поправляя маечку, чтобы ничего не торчало наружу. — Что-то сил никаких нет.
Саня погладил её по ноге, вскочил, хлопнул себя по голым ягодицам и пошлёпал на кухню.
— Тебе тёплой или холодной?
— Той, где скорость атомов больше!
— Бо, ну кончай загадки загадывать, какой?
— Конечно, тёплой, Саш! Меньшая скорость у льда.
— Да ну тебя в баню! Умничает она. — Доктор налил в стакан воды из графина и, с удовольствием выпив, продолжил. — Мы, кстати, на третьем курсе высшего ликея изучали математическую теорию хаоса, поскольку эволюция склонна к хаотичному поведению, так что я немного в курсе. Энтропия и всё такое…
— Э-э-э! Я тебе так скажу — не нужно энтропию из второго закона термодинамики путать с хаосом жизни. — Бо облизнула сухим языком пересохшие губы, медленно подбирая слова. — То, что происходит с эволюцией, нельзя описать терминами микромира. Каждое измерение существует по своим законам. Запомни это! Микромир и макромир связаны, но, тем не менее, это миры с разными законами.
— А как эти миры соотносятся?
— Как-то так — в градиенте.
— А. Так же, как мозг?
— То есть это как?
— Ну, у нас в нейрологии нечто похожее наблюдается. — Саня глотнул воды. — Например, все структурные элементы мозга взаимно перетекают друг в друга тоже, как в градиенте. Нет такой, условно говоря, детали, которая бы отвечала за нечто конкретное — за сон, например, или за зрение. Это всегда некая совокупность.
Бо, скользнув взглядом по его бёдрам, чреслам, животу, груди и рукам, приняла стакан.
— Спасибо, дорогой. Я знала, что ты не дашь своей женщине умереть от жажды…
— Я могу угомонить и твою телесную жажду, если ты понимаешь, о чём я?
— Ой, сам угомонись, давай просто полежим, позалипаем на поговорить.
— Давай.
Он прилёг рядом, накрылся одеялом, накрыл её — в комнате было свежо — и, расслабившись, утонул в подушке. Она тоже закрыла глаза, нащупала его руку, крепко сжала и выдохнула.
Так прошло минуты две. Потом она спросила.
— О чём думаешь?
— Что? А. О пацанах.
Они помолчали.
— Тяжело, конечно, слов нет. Но ты это, я хочу тебе сказать, — Бо приоткрыла глаза, повернувшись к нему. — Я тебя очень прошу. Прекращай одно и то же в голове гонять, а? Ни к чему это — затягивает, знаешь ли. Да и бухать тоже надо завязывать, а то ты уже неделю не просыхаешь, дорогой мой человек.
— А ты сама-то тоже тогда кончай без остановки дурь курить.
— Так ты тоже куришь.
— Так ты тоже пьёшь.
Он повернулся к ней, и какое-то время они глядели друг другу в глаза.
— Надо завязывать, да? — с сожалением в голосе спросил Доктор.
— Да, пора, Саш, пора — дел невпроворот. Да и выборы сами себя не выберут.
— Просто я о пацанах не перестаю думать, — он откинулся на подушки. — И вообще обо всём произошедшем. Такая тяжесть накатывает, что только алкоголем и спасаюсь, а когда покурю, то только хуже становится.
— Думаешь, мне не тяжело? Я сама уже измучалась. Как вспомню — Оливер лежит без сознания, а рядом с ним лужа крови из головы Лойя, — Бо аж передёрнуло. — Расскажи хоть, как Оливер? Более-менее в себя пришёл?
— Да! — отмахнулся Доктор. — Не знаю, пришёл или не пришёл. Я же тебе говорил: сидит в квартире и тоже бухает, но в одну каску и очень жёстко — очень! Вчера попытался с ним поговорить, а он в дрова: глаза стеклянные, ни петь, ни свистеть. Я ему про то, что пора уже отходить, а он мне давай рассказывать, как для Лойя могилку копал. Сначала, говорит, ломом землю разбивал, потом лопатой рыл…
— Где похоронили-то хоть? Ты так ничего и не ответил, когда я спрашивала.
— Где, где? На кладбище, конечно. В Ганзе, в новом секторе.